Дефиле в Москве - [2]

— А кто покорил Транснистрию? — язвительно спросил Антонеску Гитлера.

— Господин маршал, это уже юг Украинского государства, — разъяснял Гитлер. — Что мне с того, что вы якобы взяли Одессу? А если бы я не нашел общий язык с украинцами, у нас в тылу появилась бы их повстанческая армия, которая бы оттянула на себя часть войск.

— Непременно, — улыбнулся Степан Бандера.

— Ну и что? — Антонеску с вызовом окинул взглядом Гитлера и Бандеру, который сидел за столом напротив.

— А то, — вскипел Гитлер, — что тогда большевики всех нас разобьют!

— И заберут у вас не только Северную Буковину, но и Бессарабию, господин, — добавил Бандера.

Как-то помирились. Румыны согласились отдать не всю Северную Буковину, а лишь этнически украинские районы. Это — безобразие, но до времени пусть будет так, — мыслили украинские князья. Пока мы союзники, пусть…

Хорунжий Левицкий от вокзала пошел пешком, хотелось присмотреться к Черновцов в украинской ипостаси. Вывески на лавках и кофейнях еще кое-где были румынские, но на городской ратуше уже реял сине-желтый флаг, да и кое-где появились лозунги «Свой к своему по свое». Дмитрий зашел в одну кофейню с таким лозунгом, которое было наспех написано на кусках картона, и дальше кривыми буквами: «Веселий заклад у Грицька Федюка. Кофе, бутерброды, горячие блюда и различные напитки. Просим украинцев и союзников.»

«Этот Гриша, видно, хороший политик», — позаботился Дмитрий и зашел в зал. Она была далеко не пустая как на военное время. Сидело всякого разношерстного люда. Двое степенных сельских хозяев в кожухах пили пиво и ели селедку, в углу возле них стояли их плети, — значит, где-то на улице должны быть телеги, на которых они привезли в город дрова, сено или древесный уголь, выжженное в Карпатах тяжким трудом с риском для жизни. Было с полдесятка девиц профессии известного, было несколько поношенных барчуков, возраста и занятия неопределенных, без таких не обходится ни одна кнайпа Европы, за стойкой трое румынских офицеров-артиллеристов пили коньяк и кофе.

— Ладно, господин хорунжий! — выбросил вверх правую руку и подбежал к Левицкого корчмарь Грицько, которому больше бы подходило называться дядей Гришей, потому что уже имел какой-то год, до того был еще и плохо выбрит и имел «траур» на ногтях. Дмитрий заметил, что Гриша хорошо разбирается в знаках различия Украинского войска и по двух серебряных ромбах на побегах узнал в нем хорунжего.

— Ладно Гитлер и Степан Бандера! — рявкнул в ответ Левицкий.

— А полковник Мельник не горазд, пане хорунжий? — задорно спросил корчмарь Дмитрия.

— Ладно, почему не в порядке, — Дмитрий имел хорошее настроение и не хотел вымуштровувать зарвавшегося Гришу. Румынские офицеры с любопытством взглянули на него.

— Ладно, пане корчмарю, а еще лучше будет кофе и порция коньяка, — чуть добавляя командных ноток голосу, сказал Левицкий и сел за свободный стол. Гриша, немного обиженный таким непониманием его буковинского патриотизма, поспешил выполнить заказ.

«Откуда у этого Гриши в несвежей рубашке настоящая арабика и неподдельный мартель? — думал блудный хорунжий, — но хайль, то есть в порядке по-нашему. Ладно, почему не в порядке», — думал присяжный член единой объединенной ОУН, ведь делом объединение «старых» и «молодых» оуновцев занимался сам адмирал Канарис, шеф лучшей в мире разведки — абвера. Сначала с его помощью было выявлено в обеих ветках организации всех провокаторов и агентов Кремля, впоследствии начались непрерывные переговоры, а решающим фактором процесса, в апогее которого Степан Бандера и Андрей Мельник подали публично друг другу руки, при чем Бандера как левак сначала был протянул левую руку, но вовремя спохватился, стала заявление райхсканцлера и фюрера Германии Адольфа Гитлера, что, мол, только при единой ОУН может быть Украинское Государство. ОУН объединилась, Гитлер признал правительство Ярослава Стецько, который сразу перебрался из Львова в Киев и запретил немцам соваться в украинских гражданских дел, Андрей Мельник возглавил Центральную Раду — украинский парламент, большинство в котором имела ОУН, были представители и других мелких партий: свободные земледельцы, национал-демократы, но до времени пусть… Где-то под пеплом на украинском политическом грунте еще тлеют огоньки раздора, но опасность возвращения большевизма заставило всех достойных хотя бы для отвода глаз хранить монолитное единство Украины, правительства, народа и ОУН, потому — ладно! — ладно, осведомлен в военных делах (что подозрительно), корчмарю Грицьку; ладно, союзнички — румынские артиллеристы; ладно, хорошо одеты и подкрашены курвы за соседним столиком, ладно… Дмитрий почувствовал, что пьянеет, встал, рассчитался и вышел.

НЕМНОГО НЕ ПО СВЯЩЕННОМУ ПИСАНИЮ

— Где шатался три года? — мрачно спросил доктор Теофил Левицкий после того, как молча обнял сына, ощупал руки, плечи (или целый?), немного расчувствовался, но быстро овладел собой и убрал привычного авторитарного толка.

— В мирах, тату, в мирах, — весело отвечал Дмитрий, достигая из чемодана кое-что из яства: мясные консервы, мешочек с кофейными зернышками, сигареты, шоколад, бутылку французского коньяка и две бутылки любимого отцовского красного вина. Старик строго посмотрел на все добро.