Деды и прадеды - [70]
Толя не заметил бледности Сашиного лица, наскоро поужинал и постелил — утром надо было выезжать в Ленинград за новым инструментом. Саша, оставшись на кухоньке, ещё раз разобрала по буквам письмо. Она подошла к ночному проёму окна, за которым остывали отсветы поздней зари, и прислонилась к стеклу, стараясь остудить внезапно вспыхнувший лоб.
На рассвете, проводив пошатывавшегося от усталости, не выспавшегося мужа, она дождалась часа, когда свет набрал полную силу. Нашла у мужа ученическую тетрадь, раскрепила её на отдельные листы, разделила их на половинки и за пару часов, не вставая, не видя ничего и не слыша, написала с десяток одинаковых писем. Потом, придя в себя, она умылась, собралась и пошла к почтальонше, жившей на соседней улице.
Та встретила Сашу неприветливо, разгорячённая выволочкой, которую она устроила старшему своему балбесу. Но, недоверчиво слушая Сашу присмирела, затихла, изредка вытирая проступившие слёзы кончиками повязанного платка. Спохватившись, она пригласила гостью пройти и, шугнув детей, захлопотала, напоила чаем, слушая, плача и рассказывая…
С того дня между этими женщинами установился свой язык общения — при встрече они глядели друг другу в глаза. Саша ожидала известий, почтальонша молча качала головой, показывая, что писем нет. За три месяца пришло пять ответов, коротких, канцелярски-бездушных. Тогда уже почтальонша заглядывала в глаза Саши, но Саша лишь тихо отвечала: «Ничего нет».
Толя не замечал этих женских секретов, он привычно работал, как заведённый, работал успешно, был на хорошем счету. Его угрюмость ушла, как холодный туман, но её заменила тревога — Саша сгорала, как свечка. Она по-прежнему ничего не говорила толком о своих ночных видениях или скупо говорила: «Приснилось дурное». Но перемена в её поведении была столь разительной, что Филиппов уже подумывал забрать Сашу из учётчиц и пристроить её по возможности в пищеблок лесной школы для туберкулёзных детей, которую его бригада как раз отстраивала.
Шли недели.
Прогремели летние грозы, пожелтели деревья, снова северная природа нарумянилась для встречи зимы. Яичный желток берёз, алые, красные, бурые пятна клёнов, лип, ясеней отражались в многочисленных протоках и речках, хмуро ёжащихся под порывами холодных ветров. Серый гранит почернел, лишь упившиеся водой мхи зелёнкой замазывали шрамы земли.
В середине ноября 1945 года почтальонша опять принесла очередной конверт, отдала его открывшей дверь Саше и заторопилась, бухая сырыми ботинками по гулкой лестнице. Почтальонша ещё что-то бурчала под нос, но тишина позади встряхнула её за плечи. Она изумилась и развернулась. Сашенька, бледная, на грани обморока, тяжело прислонилась к дверному косяку, вновь и вновь перечитывая короткий ответ. Почтальонша с грохотом рванулась вверх, забыв о больном сердце. Саша протянула ей листок. Почтальонша подслеповато щурилась, потом зашарила по карманам, забыв, что очки сдвинула на лоб, потом, спохватившись, дрожащими руками пристроила очки на переносице, суетливо шепча: «Сейчас, сейчас, сейчас…» Она сразу глянула в конец письма, отпечатанного на слепой машинке.
— Поедешь?
— Да.
— Когда?
— Как только с работы отпрошусь.
— А он?
— Ничего не скажу. Тётка сказала, что нельзя.
— Господи, Сашенька, помогай тебе Боже, Саша.
— Спасибо, Тамара Никаноровна, — Саша подняла заплаканные глаза. — Спасибо вам за всё.
Через недели три, после работы, Филиппов на кухне жарил рыбу, выловленную по первому льду. Крупные куски щуки, обвалянные в муке, начинали золотиться на большой чугунной сковороде. Рядом в котелке побулькивала картошка. В печурке изредка потрескивали и посвистывали поленья. Поджаренный заранее лук золотился горкой на фаянсовой тарелке, дразнил и заставлял глотать слюнки.
За окном было уже темно.
Филиппов торопился, гадая, вернется ли Саша сегодня. По прикидкам, должна была со дня на день вернуться, и он не хотел, чтобы его хозяйка после долгой дороги готовила ужин сама, поэтому каждый вечер наготавливал ужин. Если хозяйки не было, он относил утром всё наготовленное на работу, угощал бригаду.
Зачем она поехала в Зиновьево, он не знал. Саша сослалась на необходимость привезти зимние вещи, хотя он думал, что больше у неё из зимнего-то и не было. Но Саша говорила, что тётка написала, что дальняя родня из Изместьево привезла спрятанные вещи её мамы.
Он прикрыл сковородку крышкой, сдвинул её на край печурки, заложил чугунные кольца и поставил на место сковороду — доходить на медленном огне. Скоро надо было сливать картошку. Мысли Филиппова всё бродили вокруг да около, то о стройке, то о Саше, какая-то непонятная мысль всё время плавала и ускользала, что-то смутное всё время думалось, неопределённое.
Заканчивался ещё один день его жизни.
Он подошёл к форточке, взял с подоконника папиросы и спички, открыл щель, закурил, выдыхая дым, разглядывая своё отражение в тёмном стекле. Придирчиво осмотрел лоб, узкий нос, скулы, потрогал шрам на подбородке. Слегка улыбнулся своей разноухости — его правое ухо характерно-фамильно оттопыривалось почти перпендикулярно черепу. Если бы он был собакой, то казалось бы, что пёс всё время поднимает одно ухо.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Роуз, Азра, Саманта и Лорен были лучшими подругами на протяжении десяти лет. Вместе они пережили немало трудностей, но всегда оставались верной поддержкой друг для друга. Их будни проходят в работе, воспитании детей, сплетнях и совместных посиделках. Но однажды привычную идиллию нарушает новость об строительстве элитной школы, обучение в которой откроет двери в лучшие университеты страны. Ставки высоки, в спецшколу возьмут лишь одного из сотни. Дружба перерастает в соперничество, каждая готова пойти на все, лишь ее ребенок поступил.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.