Деды и прадеды - [40]

— Васька, пообещай!

— Что?

— Васька! Пообещай, что ты будешь такие цветы дарить только мне!

— Тася. Родненькая! — только и смог выдохнуть он, но его шею уже обхватили тонкие, сильные руки, и горячий поцелуй обжёг его губы.

И счастье терлось об их ноги пушистым котёнком.

* * *

Вы думаете, это всё?

«А при чем тут говорящая жаба?» — спросите вы.

Расскажу не торопите меня.

Через двадцать два года повстречала Тася в Топоровской школе коллегу из Липовки. Они пообщались на семинаре педагогов начальной школы, да и выдала новая знакомая, что знала она Тасиного мужа, Васю, очень даже хорошо, что когда-то, давным-давно, был он частым гостем в Липовке, что навещал он постоянно её соседку, старую бабку Христину.

Тася не подала виду, но вечером Васе было не продохнуть.

В конце концов он сдался и, опустив голову, стал рассказывать.

Что тогда, далёким летом 45-го, не мог он выдержать без неё, что её грусть и невозможность что-либо сделать рвала на части сердце, что младшие сестрёнки донесли о его тоске Ульяне, что сердилась та и ругала сына на чём свет стоит, даже побить хотела, ухват взяла…

Он поднял глаза, и Тася опять увидела подзабытый луч синих-синих смеющихся глаз.

Запер он тогда Ульяну в погреб и держал два дня, пока мама не пообещала ему помочь. Потом пошла Ульяна в Липовку к двоюродной тётке Христине, договорились они штуку учинить, да такую, чтобы пронять Завальских до жути, и вызвали из Осиновки Петю, да повелели тому не возвращаться, пока не найдет в камышах Толоки такую большую жабу, какую только сможет найти, а если жаба будет недостаточно большой, так чтобы и не думал возвращаться, и Петя полдня сидел в болоте и передушил половину топоровских жаб, пока не принес такую зверюгу, что от ужаса заскулили и спрятались дворовые собаки, и они с Петей и с жабой в ведёрке выслеживали Тасю возле колодца целую неделю, и Вася, как на фронте, в темноте, по-пластунски проскользнул, положил жабу в Тасино ведро, и что перед тем тётка Христина, как бы случайно, встретила бабку Терезу Завальскую, да заморочила той голову рассказами о жабах, заклятьях и знамениях, и потом рассказала прибежавшей Тоне, что избавиться от заклятья можно, только выбросив жабу на перекрестье дорог у кладбища, что если что услышат голос какой, так тому и быть, значит, судьба такая, и сидели Вася с Петей в темноте, в траве у кладбища, и всё случилось, как и было спланировано старшими, и гудели и рычали они за ту проклятущую жабу, и видели, как с писком убегали Тоня и Тася. И что потом, после того, как всё благополучно закончилось свадьбой, намертво молчали о том предприятии, и что он тайком от Таси ходил в Липовку и копал колодец, погреб, крыл крышу и чинил всё в хозяйстве старой бабки Христины, известной всей округе своими невероятными делами.

Да и как он мог по-другому поступить?

Ведь он любил Христину — свою двоюродную бабушку…

Глава 9 Мельник и курва

Конечно, эту главу было бы правильнее назвать «Мельник, курва и черти». Черти — это интересно. Это то, что существует за гранью веры и неверия и так приятно щекочет любопытство. Но я подумал, что расписывать всю бесовщину, которая так занимала умы нескольких поколений топоровцев, будет нечестно по отношению к героям.

Возможно, мне не захочется с ними расставаться. Как в детстве, когда разлуки коротки, а встречи так радостны…

Детство я провёл у бабушки Таси в Топорове. И очень любил время ранней клубники. Я тогда удирал на огород и, думая, что меня никто не видит, осторожно поднимал нежные листья, с которых стекали быстрые, крупные капли росы. Я высматривал, не зарозовели ли бочки у твёрдых зеленоватых или уже кремовых, согретых солнцем ягод. И не найдя хоть сколь-нибудь поспевшие ягоды, разочарованно возвращался домой. Я сначала шёл медленно, всем видом выражая безразличие, но потом ветер шевелил волосы на затылке, и, привычно айкнув от накатывавшего страха, я припускал бегом.

Я боялся бабу Грибаниху.

Конечно, я надеялся, что Грибанихи, которая живёт в трубе старой котельной на краю Топорова, на свете не было и нет, но в свои пять лет был так впечатлён бабушкиной сказкой о том, что Грибаниха забирает заблудившихся детей в высоченную трубу котельни, что всякий раз, когда тайком ходил на огород, невольно озирался — не летит ли баба в стучащей ступе…

Только много позже я узнал, что бабушка Тася ничего особенно не сочинила, просто она переиначила для любимого внука кусочек из старой легенды о чертях, поселившихся после войны на восточной окраине Топорова.

А я запомнил.

* * *

Всем известен удивительный бальзамический линимент доктора Грушевского. В наше время даже маленькие дети, которые, как известно, боятся полезных, но жгучих или вонючих мазей, с удовольствием подставляют шеи, спины и лодыжки для того, чтобы им помазали места ушибов или растяжений ароматной мазью, так живо напоминающей цветущий сад, мёдом сочащийся луг и всё великолепие нашей природы в полном цвету.

Доктор Грушевский, молодой петербургский хирург ещё старой выучки, прославился тем, что в перерывах между сложнейшими операциями очень удачно оказывал особо деликатные услуги одной особе, занимавшей важное положение в главной фамилии государства Российского, — о том любили рассказывать анекдоты в утончённых салонах имперской столицы.