Дедушкин родник - [25]

— Приготовьтесь к операции. Будем ампутировать.

Варя выронила веник. Она знала, что речь идет о Юрке Климове. На прошлой неделе парнишка был ранен в руку, потерял много крови. Анна Анатольевна сделала все возможное, но рана гноилась, рука пухла; началась гангрена.

Как была, в белом халате, Варя побежала в штабную землянку. Командир отряда сидел за столом, сбитым из свежих смолистых досок, и при свете коптилки разглядывал разложенную перед ним карту. В углу, у входа, потрескивала железная печурка.

Хлопнула дверь, качнулось пламя коптилки, капитан Ковальчук поднял голову.

— Тебе чего, Варюша?

Варя сглотнула подступивший к горлу ком.

— У Климова гангрена!

— Знаю, Анна Анатольевна мне докладывала, — с суровой печалью сказал командир.

— А все почему? — срывающимся голосом продолжала Варя. — Потому что рану вначале обработали не как положено. Не сумели. Если бы ему на месте была оказана настоящая медицинская помощь, заражения не случилось бы!

— Что же мне, по-твоему, с каждой группой врача или сестру посылать? В отряде сорок человек раненых, кто с ними останется?

— Врача и сестру не надо, пошлите меня! Я в школе сандружинницей была да и тут кое-чему научилась, перевязки не хуже Люси делаю. Сама Анна Анатольевна сказала… Ну, пожалуйста, товарищ командир, очень вас прошу! Вон Ярышкин опять собирается, с ним и пошлите…

Командир нахмурился.

— Кто тебе сказал про Ярышкина?

— Никто, сама догадалась. Гляжу — бреется, а ведь он только тогда бреется, когда на задание идти.

— Ну и ну… — только и нашелся сказать Ковальчук. Сощурившись, он пристально посмотрел на Варю и вдруг улыбнулся: — Востра! В самом деле, не послать ли тебя с Ярышкиным? Может, пригодишься…

— Еще как пригожусь! — воскликнула Варя. — Вдруг ранят кого — я все как положено сделаю. А в случае чего — и стрелять умею.

— Так-то оно так. Да уж больно ты, Варюша, мала!

— Тоже хорошо: маленькую пуля не скоро найдет, — задорно сказала Варя.

Командир поднялся из-за стола, привычным движением расправил складки гимнастерки под ремнем, прошелся из угла в угол землянки и остановился перед девушкой.

— Решено! Идешь. Будет тебе, Скворцова, боевое крещение. Выступаете сегодня вечером. Остальное скажет Ярышкин. — Он снова улыбнулся: — Ай-яй-яй, Ярышкин! Надо будет ему сказать: пусть бреется почаще. А то конспирация, конспирация, а такая пичуга его засекла… Ну, Варюша, ступай.

В ночном лесу темно — хоть глаз коли. Под порывами резкого ветра зловеще шумят и стонут деревья. Идет дождь со снегом, ноги вязнут в жидкой грязи.

Вот уже шесть часов, как группа подрывников вышла из лагеря. Варя едва передвигала ноги от усталости. Несмотря на пронизывающий ветер ей было жарко: мокрый снег, не освежая, таял на разгоряченном лице, автомат час от часу становился все тяжелей и тяжелей.

Совсем измучилась девушка, но она ни на шаг не отставала от товарищей — чего доброго, собьешься с пути в этой кромешной тьме, как тогда? Кричать нельзя, Ярышкин даже разговаривать запретил.

Вдруг послышались шаги: кто-то шел но чавкающей грязи. Все остановились, настороженно вглядываясь в темноту. Оказалось, это вернулись посланные вперед разведчики.

«Как же они нашли нас в такой темноте?» — удивилась Варя.

Один из разведчиков — Варя по голосу узнала Мишу Вяткина — негромко доложил:

— Уже близко, товарищ командир. Вон и поезд слышен.

— Со стороны фронта идет, — сказал Ярышкин. — Ну, что там?

— Правее, в полукилометре, дот, дальше — деревня. Надо выходить прямо.

— Какая охрана?

— Парный патруль.

— Понятно. Веди.

Вскоре партизаны подошли к вырубке. Тут было не так темно, как в лесу, да и снег на открытом месте казался белее.

— Ишь как они нас боятся, — прошептал кто-то из партизан. — Сколько лесу вдоль дороги вырубили — полоса-то метров сто будет, не меньше.

— Отставить разговоры! — послышался негромкий, но властный голос Ярышкина. — Ложись и замри.

Партизаны залегли между пнями.

В это время неподалеку с правой стороны раздался хлопок, что-то зашипело — и вдруг сделалось светло как днем.

Варя вздрогнула от неожиданности.

«Осветительная ракета… — поняла она. — Значит, немцы близко. Не спят, охраняют дорогу. Ребятам будет непросто к ней подобраться…»

Всем телом Варя вжималась в сырой снег, и, хотя одежда на ней сразу же промокла насквозь, девушка не ощутила холода. Лишь когда ракета погасла, Варе показалось, что сотни ледяных иголок впились в тело. Но товарищи рядом с нею лежали неподвижно, и она тоже не посмела шевельнуться.

Время тянулось медленно. Было по-прежнему тихо и темно, лишь норой в черном небе вспыхивали ракеты.

Наконец Ярышкин взглянул на свои светящиеся трофейные часы и, дождавшись, когда погасла очередная ракета, тихо сказал:

— Вяткин, давай!

Вяткин, словно только и ждал этих слов, молча двинулся вперед. Он полз по вырубке, проворно петляя между пнями, почти неразличимый на снегу в своем маскхалате, и вскоре пропал во мгле.

Выждав немного, Ярышкин сказал:

— Все в порядке, путь свободен. Пора. Скоро должен пройти состав. Орлов и Трошин — со мной. Никитчук, ты останешься с сестричкой тут, в случае чего — прикроешь нас. А ты, дочка, гляди не засни ненароком, не то превратишься в сосульку.