Дедушка-именинник - [3]

Шрифт
Интервал

Старикъ тяжело вздохнулъ.

— А какъ мы-то жили, когда вы были маленькіе! — отвѣчалъ онъ. — Ты долженъ помнить. Въ четырехъ комнатахъ ютились, а нетто у насъ такое было семейство, какъ у тебя? У тебя шесть человѣкъ дѣтей, а у меня васъ было восемь, да шесть человѣкъ приказчиковъ, два мальчика. И жили, и благодарили Бога. Приказчики спали на антресоляхъ, внизу вы, старшіе мальчишки. Лавочные мальчишки въ кухнѣ съ кухаркой. Столовой не было. Какая такая столовая! А была просто чистая горница и въ ней пили и ѣли. Да и спали. На диванѣ я спалъ.

— Тогда, дѣдушка, вѣкъ другой былъ и другіе достатки, — возразилъ сынъ.

— А теперь у тебя велики достатки? Велики? Сказывай! — набросился на сына старикъ. — Какіе твои достатки? Что въ страховой-то конторѣ конторщикомъ служишь? Такъ мы знаемъ ихъ. Полторы тысячи въ годъ — и дальше ни тпру, ни ну… Конечно, всякому-бы это было достаточно при готовой квартирѣ, если кто умѣетъ протягивать по одежкѣ и ножки…

— Проценты тысячу двѣсти рублей съ моего капитала еще въ семью идутъ, — похвасталась невѣстка. — Мы и не жалуемся. Этого съ насъ хватаетъ. А вотъ квартира-то только мала и тѣсна.

— Мала и тѣсна… Мала и тѣсна… — передразнилъ ее старикъ. — Не мала и тѣсна, а просто зарылись, сударыня моя. Да… Во сколько комнатъ пустая-то квартира рядомъ съ вами?

— Тамъ семь комнатъ, — отвѣчала невѣстка, совсѣмъ сконфузившись.

— Семь… Шутка сказать: семь… Я самъ никогда не живалъ въ такой большой квартирѣ. Семь. А вы говорите: отдай ее вамъ… Семь… — горячился старикъ.

Сынъ виновато опустилъ глаза. Жена его смотрѣла куда-то въ сторону.

Въ прихожей опять зазвонили.

III

Пріѣхала старшая дочь старика Валованова Варвара, вдова, грузная, ожирѣвшая женщина лѣтъ за пятьдесятъ, съ широкимъ проборомъ въ изрядно уже посѣдѣвшихъ волосахъ, тоже въ шелковомъ платьѣ, тоже съ множествомъ колецъ на пальцахъ. Она представляла изъ себя яркій типъ петербургской купчихи средней руки, замужемъ была за баньщикомъ, дровянымъ торговцемъ и поставщикомъ плиты, завѣдуя еще и по сейчасъ своими торговыми банями, не сданными ею въ аренду. Съ нею были сынъ студентъ и дочь — дѣвушка лѣтъ восемнадцати.

Въ сопровожденіи своихъ дѣтей и шелестя шелковымъ платьемъ, вошла Варвара Ивановна въ кабинетъ, поцѣловала у старика руку и расцѣловалась съ нимъ. То же сдѣлали и дѣти ея, причемъ дочь Анна поднесла старику вышивку для туфель. Затѣмъ Варвара Ивановна поцѣловалась съ невѣсткой, подала руку брату и погладила по головкамъ его ребятишекъ, замѣтивъ невѣсткѣ:

— А васъ не упередишь. Вы всегда первыми передъ дѣдушкой отличаетесь. Ужъ мы какъ торопились и ближе васъ живемъ, а вы все-таки тутъ. Алешу-то вы, папенька, въ первый разъ видите въ студенческой формѣ,- обратилась она къ старику.

Старикъ посмотрѣлъ на внука и сказалъ:

— Вижу, вижу, что сдурилъ.

— Отчего-же сдурилъ? — запальчиво произнесъ студентъ.

— Ну, потомъ!.. — махнулъ ему рукой старикъ. — Прежде надо сестру твою за подарокъ отдарить. Аннушка! Кажется, Аннушка? Внучата-то много, такъ все перепутываю.

— Анюта, Анюта, — поддакнула мать.

— Такъ вотъ тебѣ, Аннушка, на духи или на перчатки тамъ, что-ли…

Старикъ взялъ со стола три рублевика и сунулъ ей въ руки, а затѣмъ обратился къ студенту:

— Ты удивляешься, почему ты сдурилъ. А вотъ почему… Тебѣ который годъ?

— Двадцать первый.

— Ну, вонъ какая орясина! У дяди твоего Анисима старшій сынъ на годъ тебя моложе, а ужъ въ банкѣ служитъ и семьдесятъ пять рублей въ мѣсяцъ получаетъ. Самъ себя и одѣть и пропитать также можетъ. А ты что? Тебѣ сколько еще въ студентахъ-то учиться?

— Четыре года.

— Стало быть, выйдешь изъ науки двадцати пяти лѣтъ. Чудесно. И все-таки куда-нибудь на пятьдесятъ, шестьдесятъ рублей въ мѣсяцъ чиноваломъ.

— Зачѣмъ чиноваломъ? Я въ помощники присяжнаго повѣреннаго.

— И все-таки на материныхъ хлѣбахъ? Отлично. Что ты помощникомъ-то достанешь? Какіе шиши? Четвертныя бумажки за неплатежъ за квартиры будешь у мирового взыскивать? Такъ этой тебѣ заработки на сапоги не хватитъ. А двоюродный братъ къ тому времени въ банкѣ будетъ получать уже рублишекъ сто двадцать пять въ мѣсяцъ, а то и больше, если ловкій парень.

— Зато, когда буду присяжнымъ повѣреннымъ, стану хорошо доставать.

— Дура! Да вѣдь тебѣ до присяжнаго-то повѣреннаго семь-восемь лѣтъ ждать. Да и присяжнымъ будешь, такъ вѣдь практика-то на улицахъ не валяется. Ее поискать да поискать надо. Нынче старики адвокаты — и тѣ лапы пустыя сосутъ. Я знаю, у меня есть знакомые. Если у кого есть два тепленькихъ мѣстечка юрисконсультомъ, — ну, живутъ изъ кулька въ рогожку. А такъ-то хоть зубы на полку клади.

— Тогда я могу по государственной службѣ…- пробовалъ возразить студентъ.

— Ну, молчи. Самое лучшее тебѣ было-бы материнымъ дровянымъ дворомъ управлять да банями, а конечно, коли ты теперь студентъ, то это дѣло къ тебѣ, какъ къ коровѣ сѣдло. На, бери четыре рубля на гулянку. Хоть мнѣ тебя за подарокъ и не отдаривать, но все-таки бери.

— Мерси… — иронически произнесъ студентъ, видя, что мать ему подмигиваетъ, чтобы онъ взялъ деньги, и принялъ четыре рубля.

А въ кабинетъ ужъ входилъ младшій сынъ старика — Анисимъ, мужчина лѣтъ сорока съ бородкой Генриха IV, сзади слѣдовала жена его, маленькая юркая блондинка, беременная, съ подвязанной щекой и вела за руку мальчика лѣтъ восьми и дѣвочку лѣтъ шести.


Еще от автора Николай Александрович Лейкин
Наши за границей

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых, в Париж и обратно.


Где апельсины зреют

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)


В трактире

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


Говядина вздорожала

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


Захар и Настасья

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


На лоне природы

Лейкин, Николай Александрович [7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же] — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра». Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.


Рекомендуем почитать
Наташа

«– Ничего подобного я не ожидал. Знал, конечно, что нужда есть, но чтоб до такой степени… После нашего расследования вот что оказалось: пятьсот, понимаете, пятьсот, учеников и учениц низших училищ живут кусочками…».


Том 1. Романы. Рассказы. Критика

В первый том наиболее полного в настоящее время Собрания сочинений писателя Русского зарубежья Гайто Газданова (1903–1971), ныне уже признанного классика отечественной литературы, вошли три его романа, рассказы, литературно-критические статьи, рецензии и заметки, написанные в 1926–1930 гг. Том содержит впервые публикуемые материалы из архивов и эмигрантской периодики.http://ruslit.traumlibrary.net.



Том 8. Стихотворения. Рассказы

В восьмом (дополнительном) томе Собрания сочинений Федора Сологуба (1863–1927) завершается публикация поэтического наследия классика Серебряного века. Впервые представлены все стихотворения, вошедшие в последний том «Очарования земли» из его прижизненных Собраний, а также новые тексты из восьми сборников 1915–1923 гг. В том включены также книги рассказов писателя «Ярый год» и «Сочтенные дни».http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 4. Творимая легенда

В четвертом томе собрания сочинений классика Серебряного века Федора Сологуба (1863–1927) печатается его философско-символистский роман «Творимая легенда», который автор считал своим лучшим созданием.http://ruslit.traumlibrary.net.


Пасхальные рассказы русских писателей

Христианство – основа русской культуры, и поэтому тема Пасхи, главного христианского праздника, не могла не отразиться в творчестве русских писателей. Даже в эпоху социалистического реализма жанр пасхального рассказа продолжал жить в самиздате и в литературе русского зарубежья. В этой книге собраны пасхальные рассказы разных литературных эпох: от Гоголя до Солженицына. Великие художники видели, как свет Пасхи преображает все многообразие жизни, до самых обыденных мелочей, и запечатлели это в своих произведениях.


Мамка-кормилица

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Новый знакомый

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Телефон поставлен

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Из Ниццы

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.