Деде Коркут - [10]

Когда задули прохладные рассветные ветры, запели сереброгорлые жаворонки, заржали бедуинские кони, когда было не темно и не светло, когда солнце едва коснулось прекрасных гор, Бейрек встал, сел на своего Серого жеребца, выехал на охоту.

Неожиданно перед Бейреком пробежало стадо джейранов. Бейрек кинулся вслед, долго за ними гнался и оказался на Фиалковой поляне — Гыз-Беновша. Смотрит — какое место! Цветы кругом. Лебеди, журавли, турами, куропатки… Студеные воды, рощи, луга…

Видит, в этом-то прекрасном месте, на зеленой траве стоит красный шатер.

— Господи, чей бы это мог быть шатер? — подивился Бейрек.

Он не знал, что этот шатер был пристанищем ясноокой девы. Не знал этого Бейрек, но подогнал свою добычу прямо к шатру. Пристрелил джейрана.

Банучичек увидела это из шатра и сказала няне своей, Гысырджа Енгя:

— Няня, не хочет ли джигит показать нам свое мужество? Пойдите потребуйте у него доли, посмотрите, что он скажет.

Гысырджа Енгя вышла из шатра, поздоровалась с Бейреком.

— Эй, джигит, — молвила она, — удели нам часть этого джейрана.

Бейрек отвечал:

— Я не охотник. Берите себе всего джейрана. Это ваша добыча. Но не в обиду будь спрошено, чей это шатер?

Гысырджа Енгя молвила:

— Джигит, это шатер дочери Бейбеджана — Банучичек. Кровь Бейрека закипела, жилы вздулись, но он учтиво повернул назад. Гысырджа Енгя положила джейрана перед Банучичек.

Банучичёк молвила:

— Няня, что это за джигит?

Гысырджа Енгя отвечала:

— Ей-богу, госпожа, этот воин на сером жеребце — добрый джигит.

Банучичёк молвила:

— Эх, няня! Мой покойный отец говаривал: я выдам тебя за Бейрека на Сером жеребце. А вдруг это он и есть? Позови его, я расспрошу, кто он таков.

Гысырджа Енгя позвала, Бейрек вошел. Банучичёк закрылась чадрой, стала спрашивать:

— Откуда ты родом, джигит?

— Из края Баят — страны огузов.

— В краю Баят кто ты таков? Кто твой отец?

— Я сын Бейбуры — Бамсы Бейрек.

— За каким делом ты пришел, джигит?

— У Бейбеджана есть дочь, пришел на нее поглядеть.

Банучичек молвила:

— Не такая она девушка, чтобы показаться тебе. Но я няня Банучичек. Давай выедем вместе на охоту. Если твой конь обгонит моего коня, он обгонит и ее коня. Вместе выпустим по стреле. Если твоя стрела мою обгонит, то и ее стрелу обгонит. А затем поборемся с тобой. Если ты меня одолеешь, то одолеешь и ее.

Сели на коней, выехали на простор, пустили коней вскачь. Конь девушки обошел коня Бейрека. Выпустили стрелы. Стрела девушки обогнала стрелу Бейрека.

Девушка молвила:

— Знай, джигит, никто еще не обошел моего коня, никто не опередил моей стрелы. Теперь давай поборемся.

Бейрек спешился. Схватились они. Обхватили друг друга подобно двум богатырям. То Бейрек поднимает девицу, хочет бросить ее на землю — девушка выворачивается. То девушка поднимает Бейрека, хочет бросить его на землю он высвобождается.

Бейрек подумал: «Если эта девица одолеет меня, то среди огузов уделом моим будут насмешки и обиды». Он крепко обнял девушку, прижал к груди. Она противилась, но Бейрек обхватил ее стан, достал кинжал, приблизил острие к ее горлу.

Девушка молвила:

— Джигит, я дочь Бейбеджана — Банучичек!

— Эх, госпожа! Когда среди наших девушек-невест зайдет разговор, ты небось встанешь и начнешь хвастать: мол, я обогнала коня Бейрека, моя стрела обогнала стрелу Бейрека — и опозоришь меня. Глаз мой от тебя отвернулся, сердце отошло. Убью тебя!

Банучичек молвила:

— Мой джигит! Хвастать муж должен, он — лев! Хвастать женщине не пристало. Похваставшись, женщина мужчиной не станет. Под одним кровом я с тобой не спала, под красным пологом не шепталась. Пусть знает земля, пусть знает небо: я — твоя нареченная, пожалей меня, джигит!

Бейрек рассмеялся:

— Красавица моя с тонким станом, да разве я смогу убить тебя? Себя убить позволю, тебя — нет. Я тебя испытывал!

Так он сказал, трижды поцеловал ее, снял с пальца золотое кольцо, надел его на палец девушке.

— Да будет это порукой между нами, ханум! — молвил он.

Девушка говорит:

— Раз уж так получилось, надо идти вперед, джигит.

Бейрек отвечает:

— Что ж, ханум, я готов.

Банучичек сорвала пучок травы и протянула Бейреку.

— Возьми, — сказала она, — это полынь-трава. Понюхав ее, вспомни обо мне.

Бейрек пришпорил коня, поскакал. Банучичек смотрела ему вслед.

Бейрек на коне летел как на крыльях, глаза его блистали. Он напевал:

— Счастье мое, красный угол моего дома!

Когда выбегает из дому, не приминает земли.

Черные волосы обвивают лодыжки,

Съест миндалину — словно отяжелел тонкий стан,

Сросшиеся брови напоминают лук,

Рот не вмещает сразу двух гранатовых зерен,

Алые губы — точно капли крови на снегу!

Любимая, красавица, невеста…

Перед глазами его оживала Банучичек: то на коне скачет, то стрелу выпускает, то полынь срывает…

Бейрек стоял перед отцом своим Бейбурой.

— Сын мой, — сказал Бейбура, — что ты видел сегодня любопытного среди огузов?

— Что мне видеть, дорогой отец? У кого есть сын, тот его женит, а у кого есть дочь, тот выдает ее замуж.

— Может, и тебя женить, сын мой?

— Да, дорогой отец.

— Чью дочь взять за тебя?

— Отец, возьми за меня такую девицу, чтобы не успел я встать, а она уже на ногах; не успел сесть на коня, а она уже в седле.