Дед умер молодым - [24]

Как же, когда и где, при каких обстоятельствах завязалось знакомство профессионального революционера с одним из крупнейших капиталистов России? Что свело вместе этих людей, по своему общественному положению, казалось бы, столь далеких друг от друга? Ответы на эти вопросы дает Максим Горький в своем некрологе Л. Б. Красину, напечатанном в «Известиях» 19 декабря 1926 года:

«Зимою 1903 года я жил в курорте Сестрорецка... Я был предупрежден, что ко мне приедет «Никитич», недавно кооптированный в члены ЦК, но, когда увидал в окно, что по дорожке парка идет элегантно одетый человек в котелке, в рыжих перчатках, щегольских ботинках без галош, я не мог подумать, что это и есть «Никитич».

— Леонид Красин,— назвал он себя, пожимая мою руку очень сильной и жесткой рукою рабочего человека...

Он сел к столу и тотчас заговорил, что, по мысли Ленина, необходимо создать кадр профессиональных революционеров, интеллигентов и рабочих.

Так сказать — мастеров, инженеров, наконец — художников этого дела,— пояснил он, улыбаясь очень хорошей улыбкой, которая удивительно изменила его сухощавое лицо, сделав его мягче, но не умаляя его энергии.

Затем он сообщил о намерении партии создать общерусский политический орган социал-демократии.

— На все это нужны деньги. Так вот, мы решили просить вас: не можете ли вы использовать ваши, кажется, приятельские отношения с Саввой Морозовым. Конечно, наивно просить у капиталиста денег на борьбу против него, но «чем черт не шутит, когда бог спит»! Что такое этот Савва?

Внимательно выслушав характеристику Морозова, он спросил:

— Так, значит, попробуете? И даже имеете надежду на успех? Чудесно...

...Через три часа Леонид Борисович ушел к поезду в Петербург... Свидание с Морозовым состоялось через три дня. Аккуратно и внимательно читая «Искру» и вообще партийную литературу, Савва был знаком с позицией Ленина, одобрял ее, и, когда я предупредил, с кем он будет говорить, он сказал ничего не обещающее слово:

— Поговорим.

Деловая беседа фабриканта с профессиональным революционером, разжигавшим классовую борьбу, была так же интересна, как и коротка. Вначале Леонид заговорил пространно и в «популярной» форме, но Морозов, взглянув на него острыми глазами, тихо произнес:

— Это я читал, знаю-с. С этим согласен. Ленин — человек зоркий-с.

И красноречиво посмотрел на свои скверненькие, капризные часы из никеля, они у него всегда отставали или забегали вперед на двенадцать минут. Затем произошло приблизительно следующее.

— В какой сумме нуждаетесь? — спросил Савва.

— Давайте больше.

Савва быстро заговорил,— о деньгах он всегда говорил быстро, не скрывая желания скорее кончить разговор.

— Личный мой доход ежегодно в среднем шестьдесят тысяч, бывает, конечно, и больше — до ста. Но треть обыкновенно уходит на разные мелочи, стипендии и прочее такое. Двадцать тысяч в год — довольно-с?

— Двадцать четыре — лучше! — сказал Леонид.

— По две в месяц? Хорошо-с.

Леонид усмехнулся, взглянув на меня, и спросил, нельзя ли получить сразу за несколько месяцев.

— Именно?

— За пять примерно?

— Подумаем.

И, широко улыбаясь, пошутил:

— Вы с Горького берите больше, а то он извозчика нанимает за двугривенный, а на чай извозчику полтинник дает.

Я сказал, что фабрикант Морозов лакеям на чай дает по гривеннику и потом пять лет вздыхает по ночам от жадности, вспоминая, в каком году монета была чеканена.

Беседа приняла веселый характер, особенно оживлен и остроумен был Леонид. Было видно, что он очень нравится Морозову, Савва посмеивался, потирая руки. И неожиданно спросил:

— Вы какой специальности? Но юрист ведь?

— Электротехник-

— Так-с

Красин рассказал о своей постройке электростанции в Баку

— Видел. Значит, это ваша? А не могли бы вы у меня в Орехово-Зуеве установку освещения посмотреть?

В нескольких словах они договорились...

Затем они отправились к поезду, оставив меня в некотором разочаровании. Прощаясь, Красин успел шепнуть мне

— С головой мужик.

Я воображал, что их деловая беседа будет похожа на игру шахматистов, что они немножко похитрят друг с другом, поспорят, порисуются остротой ума. Но все вышло как-то слишком просто, быстро и не дало мне, литератору, ничего интересного...

Савва из озорства с незнакомыми людьми притворялся простаком, нарочно употребляя «слово-ер-с», но с Красиным он скоро оставил эту манеру. А Леонид говорил четко, ясно, затрачивая на каждую фразу именно столько слов, сколько она требует для полной точности, но все-таки речь его была красочна, исполнена неожиданных оборотов, умело взятых поговорок. Я заметил, что Савва, любивший русский язык, слушает речь Красина с наслаждением.

Сближение с Красиным весьма заметно повлияло на него, подняв его настроение, обычно невеселое, скептическое, а часто и угрюмое. Месяца через три он говорил мне о Леониде:

— Хорош. Прежде всего идеальный работник. Сам любит работу и других умеет заставить. И — умен. Во все стороны умен. Глазок хозяйский есть: сразу видит цену дела.

Другой раз он сказал:

— Если найдется человек тридцать таких, как этот, они создадут партию покрепче немецкой.

— Одни? Без рабочих?

— Зачем? Рабочие с ними пойдут...