Дед Пыхто - [33]
Дед Пыхто понизил голос:
— Что, неужели деньги ворует и дома не ночует?
— И это случается.
— А ведь посмотришь, не подумаешь. Неисправимый, значит. Так, так! — Дед Пыхто подозвал пыхтят. — Готовьте струмент. Помогать будете. Одному не справиться — редкий зверь попался. — Он натянул перчатки с рысьими кисточками на пальцах.
— А ты что тут потеряла? — спросил он девочку Настю.
— Пожалуйста, пощекочите меня. Я не хочу быть белой вороной. Товарищи в беде, и я хочу быть с ними.
— Доверенность есть? От родителей?
— Нет.
— Не могу. Противозаконно.
— Ну, пожалуйста.
— Учишься как?
— Отличница.
— Ну-у, девка, чего захотела. Отличников пальцем не трогаю. Может, недостатки какие есть?
— Есть, один, и самый большой. Я чересчур правильная.
— Переживешь. С таким недостатком не умирают. В люди выходят. Ладно, отойди от греха подальше. Не до тебя.
Девочка Настя, рыдая и ломая в отчаянии руки, уселась на крылечко.
Дед Пыхто принялся за медвежонка: щекотал под мышками рысьими кисточками, играл, на ребрах, как на гармошке, скреб живот главной щекоталкой, прошелся перышком по пяткам. Семеро пыхтят в четырнадцать лапок, чесали, щипали медвежонка — он только сонно, довольно урчал, разнежившись, забыв о мщении. Наконец-то, его как следует почесали, а то все тело зудело. Дед Пыхто вспотел, устал, отбросил главную щекоталку, снял перчатки — перекур, заслуженный перекур.
— Сейчас, сейчас. Дай отдышусь, — бормотал дед Пыхто. — Уж я тебя скручу! Сомну, сокрушу, а ты у меня захохочешь!
Разомлевший медвежонок сказал:
— Бока мне недочесали. Ты, дедок, уж больно нежно на ребрах играешь. Еще пуще чешутся. Надо сильнее, палец-то под ребро, под ребро запускай! Вот так! — Медвежонок ткнул лапой в бок деда Пыхто.
— Йа-ха-ха! — взвизгнул, закашлялся дед Пыхто и выронил трубку.
К медвежонку вернулась обычная живость соображения: «Неужели?» — не поверил он. И еще раз ткнул деда Пыхто.
— Ухи-ха-ха! — подпрыгнул, извиваясь, дед.
Все сразу поняли и мальчишки и девчонки. Бросились помогать медвежонку.
— Ой, миленькие! Ой, не надо! Ой, пожалейте вы старика.
Да, дед Пыхто сам безумно боялся щекотки.
— Щекотно или манно? — закричали ребята.
— Манно, манно! — дед Пыхто, обжигаясь, захлебываясь, полчаса без передыху глотал манную кашу. Взмолился:
— В горле встала. Не могу больше. У меня изжога, гастрит. Кишка тонка у меня, ребятки!
Вдруг раздался, как гром среди ясного неба, оглушительный мрачный бас:
— Свершилось! Попался, старый мучитель! — это заговорил Пыхт Пыхтович.
От его мощного баса задрожала и рассыпалась печка. — Пыхт Пыхтович окунулся в котел с манной кашей — вылез из него весь такой манный и радостный. Бросился к медвежонку:
— Твою лапу, приятель! Сто лет пролежал я на этой печке и боялся пошевелиться. Он из меня пугало сделал, чучело, страшилище. А у меня, между прочим, профессия есть, и почетная. Я рыболов-любитель. — Пыхт Пыхтович смущенно гмыкнул. — Но тоже боюсь щекотки. У нас вся родня щекотливая. Еще мой прадед, Пыхтор-оглы, защекотал сам себя до смерти. Братец мой запугал меня, застращал, уложил на эту печку и велел лежать молча, под страхом смертного смеха. Час расплаты пробил! — Пыхт Пыхтович отер с рук манную кашу. — Сейчас я из него душу вытрясу! А где же он?
Деда Пыхто не было. Пока Пыхт Пыхтович гремел, он ползком, ползком добрался до огорода, прячась за подсолнухами, пересек его и скрылся в темном лесу, до которого было рукой подать.
— Что ж, — развел руками Пыхт Пыхтович. — Не судьба посчитаться сегодня. Пойду-ка я лучше в баню. Считай, сто лет не мылся. Ох, попарюсь, ох попарюсь — всем чертям тошно станет!
Пыхт Пыхтович, рассадив пыхтяток по карманам, ушел.
И тут ребята всполошились.
— Звери! Милые звери! За кого они нас считают? За предателей и обманщиков! К ним, к ним! К африканским, дорогим!
— Золотые мои, бегемошие! — всхлипнул Вова Митрин и рысцой побежал по тропинке, ведущей к березовой роще. За ним побежали остальные мальчики и девочки. Прибежали, закричали:
— Ну, как вы тут живете?
— Потихоньку траву жуем, — ответил Главный слон и приглашающе — смотрите, мол, — повел по сторонам хоботом, звери с тоскующими глазами, с опущенными шеями бродили по Березовой роще и щипали траву, как коровы. — Вот вся наша жизнь, — вздохнул Главный слон. — У меня от этой травы в глазах позеленело. Вот Александр, например, кажется с ног до головы зеленым.
Главный слон за плечи обнял Сашку Деревяшкина.
— Как я соскучился по тебе, Александр.
— Думаешь, я нет? Как вспомню тебя — в глазах щиплет. Ребята грустно и нежно обнимали зверей. Листва Березовой рощи зашелестела от общего, продолжительного вздоха:
— Не сбудем разлучаться никогда!
— Да!
Сашка Деревяшкин залез на березу:
— Внимание! Мы теперь наказанные-перенаказанные. Нам терять больше нечего.
— Кроме зверей!
— Да, кроме зверей… Никуда не уйдем из Березовой рощи. Травы и на нашу долю хватит. Пусть Березовая роща станет общим домом для зверей и детей!
— Пусть!
Песню услыхали папы и мамы. Опустели фабрики и заводы, конторы и канцелярии — папы и мамы со всех ног бросились на Главную площадь.
