Дед Пыхто - [22]

Алена сразу же начала сочинять сказку. «Бежал по лесу заяц. Вдруг видит, на пеньке сидит чертенок с желтенькими рожками. Заяц удивился:

— Неужели на свете остались черти?

— Как видишь. Я последний из чертенят.

— Побежали вместе, лес покажу, — предложил заяц.

— С удовольствием. Я только что из-под земли и ничего не видел.

Заяц и чертенок побежали вместе. Вдруг на них напали волки, лисицы, куницы, связали и потащили к яме.

— Звери добрые, за что?! — спросил заяц.

— А! За все, — ответили звери…»

Сашка Деревяшкин тоже стоял в углу и, придерживая ладонями место, отведавшее ремня, тоже сочинял сказку. «В зоопарке шел тихий час. Маленький тигренок лежал в кровати и скучал. Как хорошо бы сейчас путешествовать. Или наняться верблюдом в караван, идущий в страну говорящих деревьев.

Вдруг зазвонил будильник и прервал мечты тигренка. В комнату вбежала мама-тигрица.

— Подъем! — закричала она.

Тигренок вскочил и оделся.

— Сынок, сынок, сынок! — пела мама, танцуя вокруг сына. — Сынок, иди на кухню и съешь там кое-что…»

«Вот бы это «кое-что» оказалось мороженым, пирожным и лимонадом, — подумал Сашка. — И если бы меня позвали на кухню, а не этого тигренка, — Сашка хотел было пробраться на кухню, и раздобыть кусок хлеба с солью, но передумал:, опять попадешься, и тогда отец ни за что не раскается.»

Лишь Муля-выбражуля начисто забыла об уговоре, и когда мама показала ей на угол с зеркалом, Муля топнула, дернулась, сжала кулачки:

*** далее часть текста утеряна ***

— Срочное дело, дедушка.

— Какой я тебе дедушка?

— Ну, извините. По телефону не видно. А кто со мной говорит?

— Как кто? Я.

— А вы кто?

— Дед Пыхто.

— Вас-то мне и надо, дедушка.

— Не называй меня дедушкой, — завизжал дед Пыхто. — Я еще не на пенсии!

— Извините, но как вас теперь называть?

— У меня, чай, отчество есть. Варфоломеич.

— Пыхто Варфоломеич, помогите. Дочь от рук отбилась, Может, возьмете на воспитание? Недельки на две?

— Рад бы, милая, да все запасы вышли. И щекоталки запылились. Девчонка, говоришь? Одна? В общем, так договоримся. Ты пока ее припугни, а я контору в порядок приведу. Почистим, побелим, пыль вытрем. Денька через два веди. Слышишь?! Але! Але! Чего молчишь? Жалко девчонку стало? Эй, Катина мамаша! — дед Пыхто кричал в трубку до тех пор, пока телефонистка пригородной станции не сказала:

— Папаша, охрипнете. Связь кончена. На том конце короткие гудки.

Дед Пыхто, не глядя, положил трубку — серединкой она улеглась на переносицу Пыхт Пыхтовича, а мембранами прикрыла ему глаза.

— Что, чумазые, слыхали? — Дед Пыхто, подбоченясь, прошелся, точно «барыню» собирался плясать. — Такие звонки очень мне нравятся! Чую перемены! А ну-ка, марш с лавки! Скоблить, чистить, мыть! Живо! Что молчите, шантрапа? А? Так и быть. Нате вот гривенник, сбегайте газировки попейте, и чтоб все горело в руках.

Семеро пыхтят спрыгнули с лавки, сбились в кучу и заблестели сизыми, грустными, умненькими глазенками. Они никогда ни о чем не спрашивали деда Пыхто, жили себе за печкой, ели печеную картошку и крепко дружили между собой. Куда один — туда все остальные. Они радовались, что дед Пыхто перестал мучить ребятишек, и, когда он спал, потихоньку плясали за печкой и шепотом напевали:

Рыжий, пыжий, конопатый

Стукнул бабушку лопатой.

Бабка его скалкой.

Вот и вся считалка.

А после нынешнего звонка, судя по всему, опять польются ребячьи слезы, опять вместо печеных картошек будет противная манная каша, опять уши будут болеть от ребячьего хохота и визга. И хоть пыхтята очень любили газированную воду — глоток в горло не пошел, как только они подумали о щекотливой своей работе.

Когда они ушли покупать газированную воду, дед Пыхто, уже не сдерживаясь, пустился вприсядку:

Ах, вы дети, мои дети!

Первоклассники!

Припасу смешное зло для вас, проказники!

И, наплясавшись, подскочил к печке, на животе Пыхт Пыхтовича выбил ладонями гулкую, веселую дробь:

Тра-та-та-та! Забодай тебя коза!

— Чую, чую, брат, перемены!

На самом деле Катина мама не бросала трубку» и ей было очень неловко, что ни «до свидания», ни «извините за беспокойство» не успела сказать деду Пыхто. Муля-выбражуля, то есть девочка Катя, услышав, кому звонит мама, подбежала к телефону, нажала рычажок и быстро проскакала в угол.

— Значит, не хочешь на перевоспитание? — спросила мама»

— Нет, нет. Лучше в углу постою.

— Смотри. А то он согласен заняться тобой.

— Мамочка, мне удобнее здесь. Лучше я обдумаю глупости, которые успела наговорить.

— Что ж, не буду тебе мешать.

Муля-выбражуля отвернулась от зеркала, уткнулась носом в известку и запоздало вспомнила Аленкин совет — сочинять, сказки. «Быть верблюдом очень интересно и трудно. Каждый день надо таскать бананы, апельсины, мандарины, кокосовые орехи. А интересно потому…. потому… потому…» — Муля-выбражуля вздохнула: она не могла придумать, почему интересно быть верблюдом. Мамин разговор с этим Варфоломеичем очень испугал Мулю-выбражулю — какие уж тут сказки! «Если бы я попала к нему, меня бы сразу стали щекотать кисточками, щеточками. Бока, подмышки, подбородок — ой, ой, ой! — поежилась Муля-выбражуля и чуть не вскрикнула.

Так или иначе, все дети в городе сочиняли сказки, и, конечно же, про зверей. Кроме Вовы Митрина. Он стоял в углу, обмахивая горевшие уши веером, и придумывал сказку «Десятая дочь пахаря». «Жил-был на окраине города бедный пахарь. Было у него девять сыновей, а жены не было. Как-то раз женился он на бедной вдове. Вскоре родилась у них дочь,_да такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Радовались бедный пахарь и его жена. Но решило украсть дочку одно диво. Летающее. Протиснулось оно в форточку и утащило красавицу. Восемь братьев ходили спасать сестренку и возвращались ни с чем. А младший, девятый, спас, принес домой и положил в колыбельку. И мать начала баюкать дочь…»