Дед и внук - [2]

- Мать честная! - радостно воскликнул дед. - Значит, и Пахомка мой эту технику работает?

- Ну, не знаю. Это уж как кто, по способности. Там и черной работы много. Там у нас тысячи на черной работе. По человеку там и работа. Может, он канавы копает?

- Это почему же канавы? Хуже, что ли, мой Пахомка твоей племянницы?

- А потому, если бы у него была работа почище, он написал бы, непременно похвалился бы.

- Я никогда не учил Пахомку похваляться-то. Это ты, видно, привык похваляться-то, а мой Пахомка...

- Твой Пахомка! - перебил его возчик. - А что он, твой Пахомка? Неизвестно. Да, может, он из штрафу не вылезает. Да, может, его терпят только по нужде. Народ-то всюду больно нужен. Может, он ворота отворяет. Вот племянница моя вечернее образование проходила без отрыву, дак она и ко мне бегала и матке в колхоз писала. А он? Видно, похвалиться нечем. Вот и молчит.

"Пожалуй", - решил про себя дед.

- А главное... - продолжал ораторствовать возчик, размахивая кнутом, - тебе надо было из колхоза написать заявку в кадры. А кадры тебе ответили бы. Вот и все. И незачем было бы тебе тащиться такую даль по этакой погоде. А все почему это происходит? Борода еще мешает нам... Борода! Еще не приучились к порядку-то! Еще серость.

"Ах ты, щека скоблена... - подумал дед. - Чего ты понимаешь?" Он сорвал с дровней свою торбу и молча отошел в сторону. Возчик посмотрел на деда с недоумением, потом присел на задок дровней, подтянул вожжи и, выругавшись, стегнул лошадь. Дровни быстро покатились. А дед остался на мостках. Ему встречались девушки в маленьких шляпочках набекрень, напоминавших птичьи гнезда, или повязанные как-то по-особенному тонкими пестрыми платочками. Их широкие спортивные фланелевые шаровары, выпущенные из-под юбок и засунутые то в калоши, то в валенки, смущали старика.

- Татарки, что ли, - бормотал он, и новые тревоги овладевали им. - Ну как тут? Поневоле свертишься!

На длинной, бесконечной улице снег был вытоптан и вычищен почти до асфальта. По асфальту, скрежеща гусеницами, неслись танки с открытыми люками. Около исполкома они нарочно крутились волчком и затем, развернувшись, лихо, с ревом мчались дальше. Из люков, улыбаясь, выглядывали танкисты-приемщики. Дымили, как самовары, газогенераторные грузовики. У большого здания суетилась толпа и тянулось несколько очередей к кассам. В ларьке, рядом с кассами, торговали пивом. Люди рвались к пиву с ведрами.

- Ребята, что это народ собравшись? - спросил дед одного из мальчишек.

Мальчишка покосился на него и заорал:

- Самосаду, самосаду...

- Тут баня, дедушка, - ответили старику.

Из бани вышел мужчина и тоже крикнул:

- Желающие дезинфекцию, давай направо в камеру!

Банная очередь мгновенно заволновалась, все сразу спуталось, все зашумели и кинулись в стороны.

Нет, никак дед не узнавал своего старого города Хлынова. Дед свернул поскорее в переулок, к занесенным сугробами палисадникам, к одноэтажным домишкам, где еще сохранились огороды.

Часа через полтора, когда уже в домах зажглись огни, дед добрался до завода, и как раз в это время над крышей заводоуправления пронесся звенящий звук самолета.

Дед полюбовался самолетом, потом ткнулся в первую попавшуюся ему на пути дверь. Сперва он без толку слонялся по коридору, объясняя каждому встречному служащему, зачем он пришел и кого ищет. Его отсылали из одного места в другое, и наконец он попал туда, куда нужно.

За письменным столом сидела машинистка в нарядном капоре. Возле нее, у маленького столика, разбирал какие-то ведомости паренек в суконной старинной шубе с потертым воротником. Лицо у паренька было очень молодое, однако эта шуба и рассчитанные движения придавали ему солидность.

Взглянув на дверь, он сказал старику:

- Ну входите, нечего напускать холоду. Вам чего?

Дед снова принялся объяснять, вдаваясь в ненужные подробности, и все боялся, как бы его не прервали или не сказали бы про Пахомку что-нибудь неладное. Но паренек спокойно выслушал старика и потом спросил:

- В каком же цеху, собственно говоря, ваш внук?

- Не знаю, милый... - Дед улыбнулся, чтобы как-нибудь задобрить человека в шубе. - Проходил ли он чего-нибудь, я не знаю... Мал еще он. Поди, на черной работе.

- Чернорабочий? Он комсомолец?

- Хохряков он, - ответил старик. - Хохряковы мы! Из колхоза Хохряки. У нас полколхоза Хохряковых.

- Постой, дедушка. Он маленький, внук-то твой?

- Да, невидной. Растет еще.

- Уж не Пахом ли это? - сказал парень, оглянувшись на машинистку.

- Ваш внук блондин? - вдруг строго спросила машинистка, обернувшись к деду.

Дед не понял ее и оторопел.

- Не думаю, - сказал он.

Человек в шубе улыбнулся и, взглянув в свои листы, пробормотал:

- Ну да... По отчеству Иванович... Рождения тысяча девятьсот двадцать шестого?

- Его года, - прошептал дед.

- Это Пахом! - сказал человек в шубе. - Вот что, дедушка, придется тебе обождать...

- Это почему же такое?

- А так... Такие обстоятельства. Так что до утра ты внука не увидишь.

- До утра?.. - Сердце у старика заныло, и он взмолился: - Товарищи, мне в исполком надо, я по артельным делам пришедши. До утра я не могу.