Даже не ошибка - [65]

особенным может оказаться этот мальчик. «Представления не имеем, откуда этот интерес взялся, — цитирует „Таймс“ его маму. — Началось это, когда ему было два года». Родители совершенно спокойно смотрят на то, что их ребенок может провести рядом с мусором всю жизнь — лишь бы это приносило ему радость.

«Он заявил, что хочет поступить в колледж и выучиться на водителя мусоровоза», — подытожил журналист.

Морган идет между мною и Дженнифер (держа свой школьный портфель именно так, как мы его учили) и считает шаги.

— Тридцать один, тридцать два, тридцать три…

Начинает скакать, повисая на наших руках, как на канатах, подпрыгивая и раскачиваясь.

— Морган, — объявляю я ему, — мы идем в твой новый класс. Гляди-ка!

— Гляди-ка, — вторит он.

Как только мы входим, Морган освобождается от нас и от портфеля и бежит в полное людей помещение, тут же «ныряя» в большое ведро с конструктором.

— Здравствуйте! — учительница пожимает нам руки. — Вы, вероятно…

Мы, вероятно, родители. В классе уже полдюжины ребят, да и родители почти в полном составе здесь: в первый день занятий в классе для аутистов устроен день открытых дверей, так что в толкучке перемешаны все вместе — родители, дети, педагоги. Точнее, родители и ассистенты учителей толпятся по периметру классной комнаты и разговаривают; дети же обследуют столы, стулья, игрушки — кто тихо, кто бубня какие-то фразы или в возбуждении хлопая в ладоши. Играют с машинками, конструктором, другими игрушками, карандашами, и при этом — гнетущее зрелище! — все отдельно друг от друга. Они поглядывают на то, что делают другие, подражают этому, но никто из ребят не нарушает покой соседей. Как будто части какой-то сказочной, чудовищно сложной машины, рассыпанные по миру на долгие годы, неожиданно соединились, чтобы образовать загадочное целое.

— Ты видишь?

Дженнифер кивает:

— Словно члены одной семьи нашли друг друга.

Стоящий рядом чей-то папа, услышав наш разговор, смеется:

— Впервые сюда попали?

— Впервые… меня зовут Пол, — я пожимаю ему руку. — Во-он наш Морган. Мы давно ждали этих занятий, но только теперь у него возраст подошел.

— Три с половиной?

— Да-да, — киваю я. — У вас сын в этом классе?

— Вон там, — он показывает рукой. — Джамал. В фуражке проводника.

Действительно: в джинсовом комбинезоне и полосатой кепочке — вылитый Кейси Джонс[61].

— Любит поезда, видимо?

— Да, — сухо отвечает отец. — Наверное, можно и так сказать.

Мы смотрим, как Морган передвигается от одного стола к другому, и хотя он осознает присутствие рядом других мальчиков, он не вступает с ними в разговоры и не делает с ними ничего вместе. Других это вполне устраивает: они ведут себя точно так же. Никакого чувства неловкости эти дети друг с другом не испытывают: они равны. Ну это как… как если бы мы привезли тюленя на берег моря и стали наблюдать за ним. Вот он неуклюже соскальзывает с камня в воду и вдруг начинает свободно, без усилий скользить по волнам — он попал, наконец, в ту среду, для которой и был рожден.

Но ведь нельзя же их так просто предоставить самим себе… правда?

Когда стал известен диагноз Моргана, я думал только об одном: как его «починить»? Как снова сделать его «нормальным»? Да только нет этого «снова», поскольку никогда не было и «до того как». Он всегда был своеобразным, особенным: он таков, какой есть. Мне и теперь хотелось бы, чтобы он мог лучше приспосабливаться и чтобы не было у него чувства, что он какой-то «не такой». Только чуть-чуть специальных занятий, думал я, чуть-чуть помощи профессионалов — и вот он уже принят в обычную школу, учится с основным потоком детей. Конечно, было бы хорошо, если бы это получилось. Все было бы проще в этом случае. Ну а если не получится?..

Я оглядываю класс. Морган повторяет и повторяет один диалог из компьютерной игры — «Тигр пилит большой серебряной пилой», Джамал-«проводник» выстраивает кубики в строгие линии на столе. Один мальчишка, устроившись лежа под партой, изучает ее деревянные детали. Другой ребенок подбежал к краю классной комнаты, где из сделанных на уровне детского роста окошек разной формы видны травянистый склон, дерево с цветами, через которые проникает солнечный свет, рассыпаясь в маленькие узоры. Вот он внимательно разглядывает их, а теперь — кружится, закрыв глаза и хлопая в ладоши, потом останавливается, снова уставившись на дерево.

Что будет дальше? Ей-богу, не знаю. Аутисты из тех людей, которые делают себя сами: они не станут именно такими, какими вы стараетесь их вырастить. У одной знакомой писательницы аутичный ребенок пошел в массовый, «нормальный» класс, где у него сразу же начались большие неприятности. Каждому в классе было понятно, что он — Не Один Из Них. Его дразнили, издевались, бойкотировали; в конце концов она перевела ребенка в класс для аутичных детей. И здесь впервые он обрел друзей. Стал переписываться по электронной почте, часами разговаривать по телефону, играть вместе с друзьями в дурацкие компьютерные игры — и вот он счастлив! Так можно ли считать его обучение неудачей? Да вписываются ли они вообще в привычные нам нормальные схемы успеха и поражения?