Дайте усопшему уснуть - [8]

После разговора с матерью Энгель позвонил Вилли Менчику и условился о встрече в час ночи возле пивнушки Ральфа в Бруклине. Но опоздал на двадцать минут.

Когда он затормозил перед баром, от стены отделилась тень и двинулась к машине. Тень изрядно заносило влево. Она частично втекла в салон и воплотилась в виде тощей длинной физиономии Вилли Менчика. Машина мгновенно наполнилась сивушным духом.

— Ты опоздал, — объявила физиономия. — На двадцать минут.

— Были кое-какие трудности, — на сей раз Энгель не забыл включить нейтральную передачу, но для пущей надежности все равно держал левую ногу на педали сцепления. — Залезай, надо бы отстреляться побыстрее.

— Поехали, — Вилли выпрямился, забыв предварительно вытащить голову из салона. Послышался звук удара, вздох, и Вилли исчез.

— Вилли! — позвал Энгель. Ответа не было.

— Он пьян, — пробормотал Энгель и кивнул. Это было ему на руку. Он вылез из машины, обошел вокруг, запихнул Вилли на пассажирское сиденье сзади и захлопнул дверцу. Вернувшись за руль, Энгель попытался тронуть машину с места на нейтральной передаче. Мотор взревел, но машина даже не дернулась. Энгель чертыхнулся и попробовал включить первую передачу, забыв выжать сцепление. Передача включилась, и в итоге машина с пронзительным визгом рванулась вперед и заглохла. Вилли подпрыгнул на сиденье, несколько раз ударился головой о разные детали, свалился на приборный щиток и затем затих. Энгель в отчаянии уставился на него.

— Погоди засыпать, а? — попросил он. — Сперва помоги мне рыть, ладно? Если неймется проломить башку, мы тебе это устроим, да так, что будешь доволен. Но сначала помоги мне копать, понятно?

Вилли отключился и ничего не ответил. Мотор тоже отключился, поэтому Энгель снова запустил его, вовремя вспомнил, что у него есть левая нога, и тронул машину с места.

В конце концов он с горем пополам добрался до кладбища, преодолев участок, где шел ремонт дороги, и остановился в кромешной тьме под деревом у кладбищенских ворот. Энгель оставил Вилли на полу, верно рассудив, что оттуда он никуда не упадет, включил свет в салоне и принялся легонько постукивать пьяного по почкам, чтобы разбудить.

— Вилли! Эй! Мы уже на кладбище!

Вилли скорчил рожу, застонал, заворочался и спросил:

— Слышь? Ч° я вчера натворил?

— Мы на кладбище. Пошли.

— Где мы?! — Вилли испуганно вздрогнул, выпрямился, врезался головой в приборный щиток и опять рухнул.

— Лучше бы я послушался маму и поступил в колледж, — сказал Энгель. — Лучше бы я жил честно и получал синяки и шишки от злой судьбы. Я добился богатства, влияния, уважения в своей общине, но что толку? Что толку, если я вынужден возиться со всякими тварями вроде этого мазохиста? Что толку, если по ночам я вынужден осквернять могилы, бить людей лопатой, ездить на допотопных колымагах, сорок раз кряду терять дорогу в Бруклине и водить дружбу со всякими вилли менчиками? Да лучше бы я работал молочником. У них хоть профсоюз есть.

Продолжая ворчать, Энгель вылез из машины и с омерзением изрек:

— А-а-а-а-г-г-г-г-х-х-х-х…

До сих пор в понятие «правая рука Ника Ровито» он вкладывал вполне определенный смысл: непыльная и приятная работенка. Телефонные звонки, ведение записей о деловых встречах, второстепенные решения. Такие обязанности обычно исполняют сынки рекламных агентов в конторах своих папочек. И вот теперь, спустя четыре года, он сделал открытие: оказывается, время от времени приходится грабить могилы, колотить людей лопатами и блукать в Бруклине на древних развалюхах с педалями сцепления. Оказывается, его работа может быть и унизительной, и даже грязной.

Размышляя об этом, Энгель обошел машину и открыл дверцу. Вилли вывалился наружу, крепко приложившись головой к какому-то камню.

— Может, хватит уже? — спросил Энгель. — Эдак недолго иммунитет выработать, а у меня кроме лопаты ничего нет.

Вилли замычал и перевернулся, голова его при этом оказалась под машиной. Почуяв беду, Энгель быстро схватил Вилли за щиколотку и успел вытащить его из-под днища кузова в самое последнее мгновение перед столкновением головы с металлом. Вилли сел, впервые за весь вечер избежав увечья, поморщился и сказал:

— Парень, у меня голова трещит.

— Ты пьян, в этом все дело, — ответил Энгель.

— А сам-то ты трезвый, что ли?

— Конечно. Я всегда трезвый. — Тут Энгель малость приврал, но с учетом состояния Вилли это преувеличение почти не грешило против истины.

— Вот чем ты мне не нравишься, Энгель, — сказал Вилли. — Тем, что корчишь из себя святошу.

— Вставай, пошли, мы уже на кладбище.

Но Вилли продолжал сидеть на месте. Он еще не закончил свою речь.

— Ты — единственный человек в мире, готовый среди ночи идти грабить могилу на трезвую голову. Ты, небось, и в день победы над Японией глотку не промочил. Такой уж ты человек, блин!

— Я такой человек, который не сидит на земле и не злопыхательствует, если Ник Ровито велит ему разорить могилу.

Вилли поднял голову и нагловато прищурился. Но потом наглость сменилась испугом и растерянностью, и он сказал:

— Ладно, Энгель, не обижайся, я же во хмелю. Извини, от души прошу. От всего сердца. От сердца от всего…