Дайте стройбату оружие - [25]

Поэтому уже на первый же день третьего года одевал я тельняшку, распоротые штаны от рабочей военно-строительной одежды с отрезанным нагрудником, эдакий хаки-клёш, из резиновых сапог вырезал шлёпанцы с тупыми "морскими" носами. На голове, естественно, бескозырка. Она изготовлялась из попавшейся под руку форменной фуражки. Ленточки вырезались из ткани, обтягивающей верх фуражки, да так, что верх становился белым – под обтяжкой из хаки была марля, а от обода вниз свисали ленты. Надпись над лбом сделал банальную "Герой".

Соседние офицеры-ракетчики, видя нас в таких нарядах просто дурели, и хватались кто за живот, кто за сердце.

Иногда они жаловались начальству гарнизона, что мы своим видом уродуем нравственность рядовых ракетных войск. Вздрюченный военным комендантом, наш комбат прибегал в казарму с криком: "Клоуны!" и получал ответ, что форма третий год служить отказалась и истлела, а тельники прислали из дому.

Дожили! В армии в своей одежде ходим! А раз не нравится – то или выдайте новую одёжку, или будем вообще в трусах ходить… А кто ж выдаст? А в трусах ходили, но не практично это.

Не знаю, уродовалась ли нравственность у обильно выглядывающих их окон штаба и узла связи женщин-военнослужащих, но то, что это их отвлекало и мешало работать – факт.

Ракетчики нас один раз, поначалу к себе пустили пообедать и зареклись в дальнейшем кормить. Еду насыпáли в термосы, а дальше делайте, что хотите.

Стройбатовские моряки народ ленивый, и поэтому когда приносили к казарме термосы с едой, то никто особо и не спешил. Валялись, чухались, всем телом изображая презрение к армейскому обеду, а бачки стояли на улице без присмотра.

У ракетчиков на свинарнике жила лошадь, такая маленькая монгольская лошадка. Она возила телегу с помоями, и видно брезговала их есть, поэтому была всё время голодной, и от того шкодливой. Она любила убегать со свинарника, и праздно шататься по городку ракетчиков.

Особенно любила присутствовать при разводах, чем приводила в состояние ступора проводящих разводы.

И вот эта лошадь повадилась жрать из наших бачков. Фыркает – горячее, но жрёт.

Нежная моряцкая душа возмутилась такому кощунству, все вскочили, напялили бескозырки, и погнались. А кобылка была сволочью. Знала, что моряк коня не догонит, и дразнилась – бегала вокруг бачков по кругу, а мы гневным моряцким табуном за ней.

Официантки из офицерской столовой чуть не поумирали со смеху, глядя в окна за происходящим. Когда поняли, что простым напрягом мышц ног нам кобылу не догнать, то напрягли голову, и вспомнили про самосвал, на котором обычно цементный раствор возили.

Завели самосвал, оседлали его, обсели машину, и мотая развевающимися на ветру лентами, погнались за кобылой уже моторизованные.

Набрали скорость. Ветер в хари. Чтобы не потерять с трудом добытые, всеми возможными и не всегда законными способами, бескозырки, нам пришлось ленты взять в зубы.

Лошадь оглянулась на наши серьёзные со сжатыми челюстями, лица, поняла, что ей кирдык, и побежала искать спасения у людей – выбежала на плац, где как раз ракетчики проводили послеобеденное построение.

Умничавший перед строем крупный чин как увидел на плацу бегущую на него лошадь, так прямо в транс впал, и заревел как пароход.

Когда же нас увидел, то заикнулся и затих, смог только отпрыгнуть в сторону, и выдавить из себя: "Кто вы такие?"

Ответ был дружный, но не оригинальный – пока самосвал вокруг него разворачивался мы рассказали какую-то там моряцкую речёвку: "Мы – морЯки, поём корабляцкие пестни, нас е…ут, а мы крепчаем!"

Чин посмотрел вслед удаляющемуся самосвалу, и глядя на белый, марлевый верх бескозырки стоящего на подножке самосвала "моряка" прорычал: "Ну, Мабута! Мабута!… (далее последовали такие слова и выражения, что лучше их не повторять)"…

Армия должна воевать.

Если нет боевых действий – она разлагается. Когда на войне стреляют, офицер командует и его волнует только победа и её достижение, а не расстёгнутый крючок на солдате.

И хрен станет офицер мясо из солдатского котла тырить – застрелят свои же.

А в мирное время не застрелят. Поэтому и в котлы лазят, и за крючки казнят. Свои. Вроде свои. Вроде своих же.

Отчего так? А мир на дворе и заняться больше нечем. И вместо холодных грязных окопов – тёплая уютная канцелярия роты, а вместо командования бойцами на передовой – надо пасти стадо духов и слегка борзеющих дембелей.

По сути, офицер это обычный пастух. И замашки как у настоящих пастухов, что волам хвосты крутят, и методы и мировоззрение.

А в быту да, они другие люди, хорошие, весёлые, жизнерадостные, кидаются на помощь женщине с ребёнком, чтобы через дорогу перевести. Но только переступают порог военной части, так всё человеческое куда-то девается, и вылезает что? И ребёнка той же женщины по мордасам за расстёгнутый крючок воротничка…

Недаром есть поговорка: "Одеваю портупею и тупею, и тупею".

У нас говорили так: "Не дай Бог война! С такими отцами-командирами из нас, рядовых, никто не выживет".

Даст какой-нибудь очередной великий маршал приказ любой ценой взять к Новому году высотку с залёгшим на ней пулемётчиком, и погонят нас эти начальники палкой в атаку на пулемёт, и поляжем мы все как один, а наш комбатишко потом будет гордиться медалькой за взятие…