Дайте нам крылья! - [135]

— Полосатое небо, — сказала Пери.

— Ну прямо зубная паста, а? Самой не верится. Посмотри, какие ровные края!

Это был полный восторг — но через час облачные дорожки все-таки кончились.

— Смотри-ка, небесные боги благоволят тебе сегодня, — заметила Сойка. — Как новичку. Довольна?

Пери кивнула.

— Еще бы. Ведь можно всю жизнь летать — а такого не увидеть.

Внизу появились следы человеческого присутствия — свежие шрамы от лени и небрежения. При виде одного из них — мертвой плотины гидроэлектростанции — Пери бросило в дрожь. В земле под ними зияла огромная жуткая яма. Ниже обвалившегося края разломанной плотины, на высохшем дне бывшей реки валялись массивные куски бетона, ощетинившиеся стальной арматурой — словно разбросанные великанские кубики. По бетону тянулись потеки ржавчины — точь-в-точь запекшаяся кровь.

Пери и Сойка пролетели вдоль пересохшей реки, похожей на след от ножа; она вывела их на пустошь, понемногу отступавшую под натиском солончака — его смертоносные белые каракули наскоро латали раны сырой земли, осевшие холмы, осыпавшиеся дамбы, прикрывали выветренные скелеты покосившихся домов, сараев, амбаров. Даже птиц не было видно — лишь иногда попадались вороны.

Прямо перед ними на горизонте блеснуло что-то странное — затейливое и неприятное одновременно. Широкие полотнища ярчайших цветов — Пери в жизни таких не видела, — темно-зеленые, будто нефритовые, полосы длиной и шириной в несколько километров вперемежку с ослепительно-розовыми и красно-коричневыми. Самое интересное, что у этих цветов не было ни малейших оттенков, ни намека на светотень. А когда они кончились, стало еще интереснее — земля внизу, докуда хватало глаз, была покрыта голубым. И это был не ровный голубой цвет, он дробился мозаикой огромных квадратов, тщательно выстроенных по тону и оттенку морской синевы — от почти белого и чистой бирюзы мелководья до глубокого ультрамарина.

Квадраты блестели на солнце, будто лакированные.

— Ну и ну, — протянула Сойка через некоторое время. — Видала я и зеленые ленты, и розовые — в последний раз, когда летала в эти края. Но голубые квадраты — это что-то новенькое.

— А я знаю, что это, — сказала вдруг Пери.

— Правда?

— Энди Сильвер. Точно.

— Что-что?

— Энди Сильвер, художница. Вы ведь наверняка ее знаете.

— Нет, откуда?!

— А, ну, я подумала… в общем, я подумала — она же самая знаменитая из художников-летателей. У Питера и Авис висят ее работы.

— Работы! — фыркнула Сойка. — Это соляные пруды!

— Да, это соль, но еще это произведения искусства. Я тоже раньше не видела голубых квадратов. Энди создает очень крупные работы, говорит, что предмет ее искусства — сама среда, в которой летают летатели. Или над которой. Я видела фильмы о ее работах — например, она окружала облака чем-то вроде разноцветных перьев: влетала в них и подкрашивала края. А краски брала у микроскопических морских водорослей, которые окрашивают океанские течения. Наверное, она жила здесь, пока делала эти голубые соляные квадраты — несколько месяцев, а может, и лет, одна в пустыне…

— Спасибо хоть не одичала в процессе, — недобро усмехнулась Сойка.

Пери не могла понять, как Сойка остается равнодушной к такой красоте. Сама она уже начала уставать, но теперь плыла словно в голубом сне. От жары голубые квадраты испарялись и покрывали ее тонкой пылью — Пери чувствовала горячую соль на губах. Пери плыла по воздуху, будто гигантский скат-манта в фильмах о природе, который скользит, раскинув крылья, в прозрачном тропическом море. Она парила и парила над переливчатой бирюзовой эмалью, будто голубизна подталкивала ее вперед, — парила, забыв об усталости, боли и страхе. Голубизна поддерживала Пери и Сойку, как термик, — может быть, от соляных прудов и правда получались термики, может быть, думала Пери, это и есть настоящая голубая улица, только она видимая и внизу, а не невидимая и наверху.

— Берегись, — сказала Сойка. — Проваливаешься.

Пери тряхнула головой, поскорее набрала высоту и полетела вровень с Сойкой, отметив, что при этом жертвует скоростью.

— Послеживай за собой, — посоветовала Сойка. Теперь они летели над лесистыми зелеными холмами. — На чем сосредоточишься, туда и влетаешь. Один мой знакомец врезался в одинокое дерево в поле — кругом было несколько гектаров открытого пространства, представляешь? А все потому, что сосредоточился на препятствии, которое надо обойти, — а ты должна сосредоточиться на том, где хочешь оказаться.

Они летели еще несколько часов, пока не стало смеркаться. Солнце склонилось к западу позади, залило деревья и луга внизу белым золотом, а земля и холмы впереди утонули в голубизне, синеве, багрянце. Пери сняла летные очки и сунула в сумку-пояс. Под ней проносились верхушки деревьев, мерно колыхались их кроны, сбрызнутые нежно-розовым пламенем от горизонтальных лучей заходящего солнца.

Внизу расстилалась дорога — блеклой полосой на фоне темного неосвещенного поля. Ни огней, ни машин.

— А ты знаешь, что птицы тоже ориентируются по дорогам? — спросила Сойка. — Им так проще. Иногда летят вдоль дорог, хотя путь получается длиннее. Говорят, они даже поднимаются повыше над развязками, чтобы лучше было видно общую картину.