Дайте мне обезьяну - [18]
ВОЛОДЯ. Ты берендей.
РЮРИК. Да. Но мой папа мог бы быть настоящим поляком.
Пауза.
ВОЛОДЯ. У твоего папы… был выбор?
РЮРИК. Выбор был у моей мамы. Ее первый жених был поляком, но она предпочла другого.
ВОЛОДЯ. Твоего папу?
РЮРИК. Да, но если бы она вышла за поляка, мой папа был бы поляком.
ВОЛОДЯ. Только он был бы не твоим папой.
РЮРИК. Почему?
ВОЛОДЯ. Потому что твой папа другой.
РЮРИК. А был бы тот.
ВОЛОДЯ. Он бы не был твоим папой, неужели не ясно?
РЮРИК. Да почему же?
ВОЛОДЯ. Потому что не твой папа.
РЮРИК. Но мама моя.
Пауза.
ВОЛОДЯ. По-моему, полицейский.
РЮРИК. Эге.
В самом деле, появляется Полицейский.
ВОЛОДЯ. На нас глядит. Суровый.
РЮРИК. А ты не гляди. Не обращай внимания.
ВОЛОДЯ. Чем-то мы ему не понравились.
РЮРИК. Не смотри на него, не надо.
ВОЛОДЯ. Нет, все-таки они тут все на одно лицо.
РЮРИК. Я тоже не различал. Теперь различаю.
ВОЛОДЯ. А что ему надо от нас, как думаешь?
РЮРИК. Откуда я знаю. Может, он тоже не различает? Можем, мы для него тоже на одно лицо. Кто его знает.
ВОЛОДЯ. Близнецы-братья.
РЮРИК. Вообще-то мне нельзя далеко. Я дальше, чем за тридцать километров, не могу отъезжать. По статусу. Могут быть неприятности.
ВОЛОДЯ. В тюрьму посадят?
РЮРИК. А что ты думаешь, могут и посадить… Я должен был письменное разрешение получить… С этим строго.
ВОЛОДЯ. Смотри-ка, у него наручники.
РЮРИК. Ну что ты уставился, наручников никогда не видел?
ВОЛОДЯ. По-моему, я попал в полицейское государство.
РЮРИК. Ты попал в цивилизованную страну. Делай вид, что мы говорим об искусстве.
ВОЛОДЯ. Здесь есть музеи?
РЮРИК. Есть. Зато здесь нет преступности. Идет.
Полицейский медленно подходит к Рюрику и Володе.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Шар тоф дюн?
Рюрик пожимает плечами, Володя неуверенно кивает.
Полицейский отдает честь и удаляется прочь.
ВОЛОДЯ. Ну и что он хотел?
РЮРИК. Может, он хотел нас поприветствовать. Откуда я знаю.
ВОЛОДЯ. Душечка.
РЮРИК. Тут только свистуны гады. Остальные нормальные.
ВОЛОДЯ. Ответь мне, Рюрик. Если я себя, допустим, древлянином назову. Их княгиня Ольга еще репрессировала, столицу сожгла. К тому же на территории суверенной Украины… (Встает, разминает затекшие ноги.) Меня тоже запишут в гонимые?
РЮРИК. Естественно. Надо лишь попросить. Ты древлянин, я берендей, оставайся, Володька!
ВОЛОДЯ. Чтобы меня, древлянина, каждый день здесь за шкирятник из вагона выкидывали?
РЮРИК. А я не каждый день на поезде езжу. Только по воскресеньям. Рынок лишь по воскресеньям работает… Ножи продавать.
ВОЛОДЯ. Продашь… продадим. А дальше что?
РЮРИК. А что хочешь. Вместе придумаем что-нибудь. Да хоть язык преподавай.
ВОЛОДЯ. Преподуй.
РЮРИК. Преподави. (Задумался.) Спокойно. Сейчас большой интерес к русскому.
ВОЛОДЯ. Что ж ты сам не преподаешь?
РЮРИК. Ножи, ножи! По воскресеньям. Я занят. Во-вторых, я берендей.
ВОЛОДЯ. Вот и преподавал бы свой берендейский. Не знаешь берендейский?
РЮРИК. Не знаю. Теперь в моем лице все берендеи только на русском говорят. Я последний русский берендей. Только никому не говори, что последний… Что ты о них еще знаешь?
ВОЛОДЯ. О берендеях? Знаю, что были торками.
РЮРИК. Тюрками?
ВОЛОДЯ. Торками! (Слишком громко, теперь потише.) Торки, торки. Вроде половцев.
РЮРИК. Ты уверен, что не славяне?
ВОЛОДЯ. Нет, вроде половцев. Торки. Я помню.
РЮРИК. А как же «Снегурочка»?
ВОЛОДЯ (кого-то цитируя). «Села наша Мурочка под елкой, как снегурочка».
РЮРИК. Там же были славяне.
ВОЛОДЯ. Художественная литература. Фантазии композитора.
РЮРИК. Да. (Принял к сведению.) Ну и прекрасно. Отлично. Это только подтверждает слова Достоевского о предназначении русского человека. Быть братом всех на земле.
ВОЛОДЯ. Извини, ты меня утомляешь.
РЮРИК. Всецелость, всепримиримость, всечеловечность. Я только сейчас начинаю понимать, что все это значит.
ВОЛОДЯ. Да, ты ведь писал диплом по Достоевскому.
РЮРИК. Разве я тогда знал, что хотел сказать Достоевский! Помнишь о русском скитальце? Это же обо мне, обо мне! И всепримиримость — обо мне! И всечеловечность! Ибо назначение мое, Володька, есть бесспорно всеевропейское и всемирное, и, только став берендеем, здесь очутившись, я наконец понял все, Володя. Кто я такой. Я всечеловек. Всецелость. Всепримиримость и всечеловечность.
ВОЛОДЯ (зевая). Космополит.
РЮРИК. Нет, всечеловек, а не космополит. Всечеловек. И ты знаешь, Володя, и ты знаешь, друг сердечный… в чем признаюсь тебе я сейчас… вот: если бы берендеев… не смейся… было бы побольше… я бы, может, возглавил движение…
Пауза. На лице Володи выражение скорби.
Да, да. Если бы берендеям враг угрожал… если б завтра война… я бы на фронт пошел. Я серьезно говорю.
Пауза.
Это вы там у себя все космополитами стали… Это вы все у себя… космополиты… Страна космополитов…
ВОЛОДЯ. Покажись психиатру.
РЮРИК. Вы и Чаадаева упекли в психушку.
ВОЛОДЯ. Чаадаев никогда не был в психушке, историк!
РЮРИК. Да какая разница, был или не был. Вставай. Поезд идет. «Чаадаев!»
Приближающийся шум поезда. Гаснет свет.
Свисток. Колеса стучат.
Четвертая станция
От предыдущих отличается не многим.
Рюрик возится с раскладным столиком. Разбирает и собирает.
И опять разбирает. Володя сидит на скамье.
ВОЛОДЯ. Так и надо. Не надо доводить до крайностей. Надо самим. Сразу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозаика и драматурга Сергея Носова не интересуют звоны военной меди, переселения народов и пышущие жаром преисподни трещины, раскалывающие тектонические плиты истории. Носов — писатель тихий. Предметом его интереса были и остаются «мелкие формы жизни» — частный человек со всеми его несуразностями: пустыми обидами, забавными фобиями и чепуховыми предрассудками. Таков и роман «Фигурные скобки», повествующий об учредительном съезде иллюзионистов, именующих себя микромагами. Каскад блистательной нелепицы, пронзительная экзистенциальная грусть, столкновение пустейших амбиций и внезапная немота смерти — смешанные в идеальной пропорции, ингредиенты эти дают точнейший слепок действительности.
Сергей Носов родился в 1957 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения и Литературный институт им. А.М. Горького. Прозаик, драматург. Отмечен премией журнала «Октябрь» (2000), премией «Национальный бестселлер» (2015). Финалист премий «Большая книга» и «Русский Букер». Живет в Санкт-Петербурге.
Всем известно, что Сергей Носов – прекрасный рассказчик. В новой книге собрана его «малая проза», то есть рассказы, эссе и прочие тексты, предназначенные для чтения как вслух, так и про себя широким кругом читателей. Это чрезвычайно занимательные и запутанные истории о превратностях жизненных и исторических обстоятельств. Короче, это самый настоящий музей, в котором, может, и заблудишься, но не соскучишься. Среди экспонатов совершенно реально встретить не только предметы, памятники, отверстия, идеи и прочие сущности, но и людей, как правило – необыкновенных – живых и умерших.
УДК 821.161.1-2 ББК 84(2Рос=Рус)6 КТК 623 Н 84 Носов С. Морковку нож не берет: [пьесы]. — М.: ИД «Городец-Флюид», 2020. — 432 с. — (Книжная полка Вадима Левенталя). Сергей Носов известен читающей публике по романам «Член общества, или Голодное время», «Франсуаза, или Путь к леднику», «Фигурные скобки» и многим другим, а также по многочисленным сборникам рассказов и книгам из серии «Тайная жизнь петербургских памятников». Но помимо всего этого в театрах по всей стране идут спектакли по пьесам Носова — ничуть не менее искрометным и остроумным, чем его проза.
Проза Сергея Носова – это всегда игра. Хулиганство трех молодых бездельников превращается в акт современного искусства, а прочтение за трое суток полного собрания сочинений Достоевского – в начало новой жизни героя. Но главным действующим лицом у блестящего стилиста Носова всегда остаются русский язык и Петербург.В книгу вошли романы «Член общества, или Голодное время» и «Грачи улетели».
В сборник рассказов «Синагога и улица» Хаима Граде, одного из крупнейших прозаиков XX века, писавших на идише, входят четыре произведения о жизни еврейской общины Вильнюса в период между мировыми войнами. Рассказ «Деды и внуки» повествует о том, как Тора и ее изучение связывали разные поколения евреев и как под действием убыстряющегося времени эта связь постепенно истончалась. «Двор Лейбы-Лейзера» — рассказ о столкновении и борьбе в соседских, родственных и религиозных взаимоотношениях людей различных взглядов на Тору — как на запрет и как на благословение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.