Давно пора - [4]

Шрифт
Интервал

Который нахальный, но чудный.
Всюду было сумрачно и смутно;
Чувством безопасности влеком,
Фима себя чувствовал уютно
Только у жены под каблуком.
В кругу семейства своего
Жила прекрасно с мужем Дина,
Тая от всех, кроме него,
Что вышла замуж за кретина.
Стала мрачной дочка Фира,
Ей печаль туманит очи,
Фира хочет не кефира,
Фира Фиму очень хочет.
Известно всем, что бедный Фима
Умом не блещет. Но и тот
Умнее бедного Рувима,
Который полный идиот.
Нервы если в ком напряжены,
Сердцу не поможет и броня;
Хайма изводили три жены,
Хайм о каждой плакал, хороня.
Неслышно жил. Неслышно умер.
Одет молчащей глиной скучной;
И во вселенском хамском шуме
Растаял нотою беззвучной.
Слава Богу – ни в чем не калека,
Слава богу – и всласть мне и впрок
Чуть прихваченный холодом века
Мой земной незадачливый срок.
Лишь хочу, чтоб на грани разлуки,
Когда сердце уже отжило,
Были краткими смертные муки,
Чтоб родным не пришлось тяжело.
Семья от бога нам дана,
Замена счастию она.
Женщиной славно от века
Все, чем прекрасна семья;
Женщина – друг человека
Даже когда он свинья.
Тюремщик дельный и толковый,
Жизнь запирает нас надолго,
Смыкая мягкие оковы
Любви, привычности и долга.
Мужчина – хам, зануда, деспот,
Мучитель, скряга и тупица;
Чтоб это стало нам известно,
Нам просто следует жениться.
Творец дал женскому лицу
Способность перевоплотиться:
Сперва мы вводим в дом овцу,
А после терпим от волчицы.
Съев пуды совместной каши
И года отдав борьбе,
Всем хорошим в бабах наших
Мы обязаны себе.
Не судьбы грядущей тучи,
Не трясина будней низких,
Нас всего сильнее мучит
Недалекость самых близких.
В небесах заключается брак,
А потом выявляет разлука,
Что мужик – скандалист и дурак,
А жена – истеричка и сука.
Я долго жил, как холостяк
И быт мой был изрядно пуст,
Хотя имел один пустяк:
Свободы запах, цвет и вкус.
Семья – надежнейшее благо,
Ладья в житейское ненастье,
И с ней сравнима только влага,
С которой легче это счастье.
Не брани меня, подруга,
Отвлекись от суеты,
Все и так едят друг друга,
А меня еще и ты.
Чтобы не дать угаснуть роду,
Нам Богом послана жена,
А в баб чужих по ложке меду
Вливает хитрый сатана.
Детьми к семье пригвождены,
Мы бережем покой супруги;
Ничто не стоит слез жены,
Кроме объятия подруги.
Мое счастливое лицо
Не разболтает ничего;
На пальце я ношу кольцо,
А шеей чувствую его.
Тому, что в семействе трещина,
Часто одна причина:
В жене пробудилась женщина,
В муже заснул мужчина.
Завел семью. Родились дети,
Скитаюсь в поисках монет.
Без женщин жить нельзя на свете,
А с ними – вовсе жизни нет.
Если день осенний и ветреный
Муж уходит, шаркая бодро,
Треугольник зовут равнобедренным,
Невзирая на разные бедра.
Я забыл подружек стаю
Бросил спорт и онанизм,
Я теперь в семью врастаю,
Как кулак в социализм.
Был холост – снились одалиски,
Вакханки, шлюхи, гейши, киски;
Теперь со мной живет жена,
А ночью снится тишина.
Цепям семьи во искупление
Бог даровал совокупление;
А холостые, скинув блузки,
Имеют льготу без нагрузки.
Я по любви попал впросак,
Надев семейные подтяжки,
Но вжился в тягу, как рысак,
Всю жизнь бегущий из упряжки.
Удачливый и смелый нарушитель
Законности, традиций, тишины,
Судьбы своей решительный вершитель,
Мучительно боюсь я слез жены.
Бьет полночь. Мы давно уже вдвоем.
Спит женщина, луною освещаясь.
Спит женщина. В ней семя спит моё,
Уже, быть может, в сына превращаясь.
Еще в нас многое звериным
Осталось в каждом, но великая
Жестокость именно к любимым
Лишь человека данность дикая.
Господь жесток. Зеленых неучей,
Нас обращает в желтых он,
А стайку нежных тонких девочек
В толпу сварливых, грузных жен.
Я волоку телегу с бытом
Без напряженья и нытья,
Воспринимая быт омытым
Глубинным светом бытия.
Когда в семейных шумных сварах
Жена бывает неправа,
Об этом позже в мемуарах
Скорбит прозревшая вдова.
Жена довольно многое должна
Уметь, ничуть не меньше понимая;
Прекрасна молчаливая жена,
Хоть, кажется, прекраснее немая.
Суров к подругам возраста мороз,
Выстуживают нежность ветры дней;
Слетают лепестки с поблекших роз
И сделались шипы на них видней.
Если б не был Создатель наш связан
Милосердием, словно веревкой,
Вечный Жид мог быть жутко наказан
Сочетанием с Вечной Жидовкой.
Разве слышит ухо, видит глаз
Этих переломов след и хруст?
Любящие нас ломают нас
Круче и умелей, чем Прокруст
Жалко бабу, когда счастье губя,
Добиваясь верховодства оплошно,
Подминает мужика под себя,
И становится ей скучно и тошно
Когда взахлеб, всерьез, не в шутку
Гремят семейные баталии,
То грустно думать, что рассудку
Тайком диктуют гениталии
Хвалите, бабы мужиков;
Мужик за похвалу
Достанет месяц с облаков
И пыль сметет в углу.
Где стройность наших женщин? Годы тают,
И стать у них совсем уже не та;
Зато при каждом шаге исполняют
Они роскошный танец живота.
Семья – театр, где неслучайно
У всех народов и времен
Вход облегченный чрезвычайно,
А выход сильно затруднен.
Закосневшие в семейственной привычке,
Мы хотя воспламеняемся пока,
Но уже похожи пылкостью на спички,
Что горят лишь от чужого коробка.
Бойся друга, а не врага
Не враги нам ставят рога.
Наших женщин зря пугает слух
Про мужских измен неотвратимость,
Очень отвращает наш от шлюх
С ними говорить необходимость.
Амур хулиганит с мишенью
Мужских неразумных сердец,
И стерва, зануда и шельма

Еще от автора Игорь Миронович Губерман
Искусство стареть

Новая книга бесподобных гариков и самоироничной прозы знаменитого остроумца и мудреца Игоря Губермана!«Сегодня утром я, как всегда, потерял очки, а пока искал их – начисто забыл, зачем они мне срочно понадобились. И я тогда решил о старости подробно написать, поскольку это хоть и мерзкое, но дьявольски интересное состояние...»С иронией и юмором, с неизменной «фирменной» интонацией Губерман дает советы, как жить, когда приходит она – старость. Причем советы эти хороши не только для «ровесников» автора, которым вроде бы посвящена книга, но и для молодежи.


Путеводитель по стране сионских мудрецов

Известный автор «гариков» Игорь Губерман и художник Александр Окунь уже давно работают в творческом тандеме. Теперь из-под их пера вышла совершенно необыкновенная книга – описать Израиль так, как описывают его эти авторы, прежде не удавалось, пожалуй, никому. Чем-то их труд неуловимо напоминает «Всемирную историю в изложении "Сатирикона"», только всемирность здесь сведена к конкретной точке в плане географии и конкретному народу в плане антропологии. История, аврамическне религии, экономика, легенды, байки, анекдоты, война, искусство – все перемешано здесь во взрывной микс.


Иерусалимские дневники

В эту книгу Игоря Губермана вошли его шестой и седьмой «Иерусалимские дневники» и еще немного стихов из будущей новой книги – девятого дневника.Писатель рассказывает о главных событиях недавних лет – своих концертах («у меня не шоу-бизнес, а Бернард Шоу-бизнес»), ушедших друзьях, о том, как чуть не стал богатым человеком, о любимой «тещиньке» Лидии Либединской и внезапно напавшей болезни… И ничто не может отучить писателя от шуток.


Камерные гарики. Прогулки вокруг барака

«Гарики» – четверостишия о жизни и о людях, придуманные однажды поэтом, писателем и просто интересным человеком Игорем Губерманом. Они долго ходили по стране, передаваемые из уст в уста, почти как народное творчество, пока не превратились в книги… В эту вошли – циклы «Камерные гарики», «Московский дневник» и «Сибирский дневник».Также здесь вы найдете «Прогулки вокруг барака» – разрозненные записки о жизни в советском заключении.


Дар легкомыслия печальный…

Обновленное переиздание блестящих, искрометных «Иерусалимских дневников» Игоря Губермана дополнено новыми гариками, написанными специально для этой книги. Иудейская жилка видна Губерману даже в древних римлянах, а уж про русских и говорить не приходится: катаясь на российской карусели,/ наевшись русской мудрости плодов,/ евреи столь изрядно обрусели,/ что всюду видят происки жидов.


Гарики

В сборник Игоря Губермана вошли "Гарики на каждый день", "Гарики из Атлантиды", "Камерные гарики", "Сибирский дневник", "Московский дневник", "Пожилые записки".