Давайте, девочки - [3]
Улица вела вниз, ветерок нес навстречу соленую свежесть и морской запах. Город был далеко от моря, но ему почему-то всегда казалось, что оно рядом.
В этом городе он вырос. Здесь его и прозвали Рыжим.
Нет, на голове у него все вполне пристойно, не считая лысины. Хотя совсем недавно (в историческом, конечно, масштабе) его и таскали на школьные педсоветы за вечно обросшую голову с модной тогда прической «а-ля Тарзан». Фамилия у него, конечно… Но фамилия еще не повод. У него, например, был вполне приличный коллега с редкой фамилией Кретин. Так ему даже в бухгалтерии ударение ставили на первом слоге: «Товарищ Кретин, распишитесь»…
Улицы в этом городе такие узкие, что можно перескочить с балкона на балкон. Правда, никто не прыгает. Над подъездами старые, как катехизис, и такие же пыльные фонари. Зато ровные плитки тротуара неприлично чисты. По такому тротуару неловко идти в пыльных ботинках. Раньше на каждом углу торчали чистильщики обуви. Теперь – даже в самых шикарных отелях самообслуживание: профессия отжила свое… Рыжюкас воровато оглянулся и, сорвав с клумбы большой темный георгин, смахнул им пыль с носков туфель. Георгин был прохладный и мягкий, как бархат скатерти со стола президиума.
Приступ подагры, целую неделю мучивший его, совсем затих, ступать было легко и дышалось свободно. Скорее всего, оттого, что непростую работу с юной попутчицей он проделал (несмотря на тесноту в купе) совсем неплохо. В последнее время для него это стало важным. Это раньше он девушек наставлял, утверждая, что плохих мужиков не бывает и успех дела зависит исключительно от дамского умения расшевелить партнера. Увы, мужики, оказалось, бывают и совсем плохие, у которых ничего не расшевелишь, как тут, бедная, не бейся…
Но сегодня все обошлось: «круто» ей вполне могло быть, правда вряд ли она в этом что-нибудь понимает. Хотя что-то там про опытность пролепетала, смущенно перед ним присев, еще до постели: «Опыт свой, что ли, применить?»… Но неудобно-то ему было не столько из-за тесноты в купе, сколько из-за того, что, при всей старательности, она оказалась довольно неповоротливой неумехой, пусть и трогательно изобразившей готовность…
Спустившись в центр, Рыжюкас свернул к реке, за которой, среди нескольких чудом уцелевших деревянных хибарок, затерялся и его дом.
Сейчас сестра пойдет – нет, побежит, слетает, где уж в ее возрасте просто пойти! – на базар схватить что-нибудь к обеду. Удобно, когда всё рядом: базар, например, через двор, рукой подать.
Про «что-нибудь» – это, конечно, уловки, а на обед обязательно будут цеппелины. Целая гора цеппелинов. Сестра знает, что Рыжюкас обожает их, эти серые, похожие на дирижабль, вареные, тушеные или аппетитно обжаренные с луком пирожки из отжатой картошки с мясным фаршем, политые соусом со шкварками, так вкусно пахнущие и как бы зовущие в детство. Как, впрочем, и все запахи отчего дома.
– Но готовить их большая морока, и для себя одной нет смысла затевать. Да и в столовых сейчас так неплохо готовят…
Сестра присядет, устало и грузно навалившись на стол. Едва пригубив домашнего смородинного из пузатой и чешуйчатой, как ананас, бутылки, и сразу улыбчиво ослабнув, она примется обстоятельно рассказывать последние новости. Кто из соседей уже переехал, получив квартиру в новом районе, у кого внуки пошли в школу, и что у Руты (ты обязан помнить Руту) теперь новый мужчина, потому что ее мужа, твоего кореша Кольку Грепова, в прошлом году таки посадили за какие-то махинации с недвижимостью…
Рыжюкас подошел к двери в свою комнату, постоял, задумчиво провел ладонью по гладкой, крашеной масляными белилами поверхности косяка с едва ощутимыми на ощупь горизонтальными бороздками.
Это не линейка логарифмов и не геодезическая рейка, хоть и очень похоже, – бесхитростный и универсальный измерительный прибор под названием дверной косяк.
Раз в году, в день рождения, тебя ставят на порог, прислоняют затылком, и, послюнив химический карандаш, отмечают, насколько ты вымахал. Расстояния между черточками сначала растут, потом начинают уменьшаться, на каждый год отводится все меньше сантиметров, неумолимо сближаясь, черточки однажды сливаются в одну жирную, несколько раз повторенную черту. Это и есть твоя окончательная высота над уровнем пола. Можно, конечно, привстав на цыпочки, добавить себе еще пяток сантиметров, но взрослому человеку это как бы ни к чему.
А вот спуститься по ступенькам этой нарисованной лестницы очень хочется. По пути обнаруживая, что с каждой черточкой вокруг становится все светлее, а потом и вовсе остается одно громадное рыжее светило – такое, как бывало, если долго смотреть на солнце, лежа на спине и крепко зажмурившись…
Простая, бесхитростная линейка, где жизнь размечена сантиметрами, прямая с черточками лет. Но как же не соответствует ее масштаб всему, что случилось дальше. И как все-таки хочется все соразмерить. Пройтись по этим черточкам-ступенькам, оглянувшись на самое начало, попытаться увидеть в прожитом какой-то смысл и направленность – к чему-то же он шел, стремился, выбирался, карабкался, спотыкаясь и кувыркаясь, чем-то мечтал свой путь завершить…
Все лица и события, описанные в этой книге, подлинные. Любые несовпадения имен, названий, фактов - случайность или оплошность автора, за что он приносит свои извинения читателю.
Эта удивительная книга появилась на свет благодаря талантливым авторам, художникам, фотографам, издателям, настоящим и преданным друзьям. В том числе отдельное спасибо. Г Вячеславу Лукашику за профессиональные рекомендации; Марии Тамазаевой (Павловой), Алексею Литвинову, Александру Гукину — за финансовую поддержку проекта; Александру Осокину — за неповторимую энергию истинного «шестидесятника», которая в ходе работы над книгой воодушевляла ее создателей и вселяла в них веру в абсолютную правильность начинаний.
Действие романа Е. Будинаса «Промежуточный человек» происходит в большом городе и в маленькой деревушке Уть, где один преуспевающий молодой человек строит себе дачу-поместье. Делает он это, мастерски используя особенности и слабости нашей хозяйственно-бюрократической системы. Им движет не столько материальный интерес, сколько азарт своеобразного художника, решившего доказать друзьям-скептикам, что прочная система может обеспечить человеку благополучие, если жить по ее законам. «Если есть забор, — говорит этот персонаж, — то в условиях реального социализма должна быть и дырка в заборе».
Книга «Ватиканские народные сказки» является попыткой продолжения литературной традиции Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Даниила Хармса. Сказки – всецело плод фантазии автора.Шутка – это тот основной инструмент, с помощью которого автор обрабатывает свой материал. Действие происходит в условном «хронотопе» сказки, или, иначе говоря, нигде и никогда. Обширная Ватиканская держава призрачна: у неё есть центр (Ватикан) и сплошная периферия, будь то глухой лес, бескрайние прерии, неприступные горы – не важно, – где и разворачивается сюжет очередной сказки, куда отправляются совершать свои подвиги ватиканские герои, и откуда приходят герои антиватиканские.
С интервалом в несколько месяцев автор становится свидетелем двух трагических событий: смерти ребенка, повергшей в неописуемое отчаяние ее родителей, и молодой женщины, матери трех маленьких дочерей, любящей супруги.Один из родственников девочки, погибшей во время цунами, предлагает автору, зная, что тот писатель, написать книгу об этой драматической истории. Предложение прозвучало, как заказ, и автор принял его. Так появилась повесть о дружбе мужчины и женщины, сумевших побороть рак, но ставших инвалидами.
Павел Кренев (Поздеев Павел Григорьевич) – писатель интересный и самобытный. Палитра творческих интересов его необычайно разнообразна и разнокрасочна. Это и глубокое проникновение в людские характеры и судьбы, и отображение неповторимых красок русской природы, великолепия и очарования морских пейзажей. Своими историческими зарисовками он увлекает нас в мир прошлых интереснейших событий. Написанные им детективы, наполненные ошеломляющими деталями, яркими сюжетными поворотами, свидетельствуют о прекрасном знании автором излагаемого материала.Он умеет писать о зверье и птицах как о самодостаточных участниках Божественного мирозданья.
"Перед вами азиатский мегаполис. Почти шестьсот небоскребов, почти двадцать миллионов мирных жителей. Но в нем встречаются бандиты. И полицейские. Встречаются в мегаполисе и гангстерские кланы. А однажды... Однажды встретились наследница клана "Трилистник" и мелкий мошенник в спортивном костюме... А кому интересно посмотреть на прототипов героев, заходите в наш соавторский ВК-паблик https://vk.com/irien_and_sidha по тегу #Шесть_дней_Ямады_Рин.
Кристоф Симон (р. 1972) – известный швейцарский джазмен и писатель.«Франц, или Почему антилопы бегают стадами» (Franz oder Warum Antilopen nebeneinander laufen, 2001) – первый роман Симона – сразу же снискал у читателей успех, разошелся тиражом более 10000 экземпляров и был номинирован на премию Ингеборг Бахман. Критики называют Кристофа Симона швейцарским Сэлинджером.«Франц, или Почему антилопы бегают стадами» – это роман о взрослении, о поисках своего места в жизни. Главный герой, Франц Обрист, как будто прячется за свое детство, в свою гимназию-«кубик».
Гражданские междуусобицы не отошли в историю, как чума или черная оспа. Вирус войны оказался сильнее времени, а сами войны за последние тридцать лет не сделались ни праведней, ни благородней. Нет ничего проще, чем развязать войну. Она просто приходит под окна, говорит: «Иди сюда, парень!», – и парень отправляется воевать. Рассказы Т. Тадтаева – своего рода новый эпос о войне – именно об этом. Автор родился в 1966 году в Цхинвале. Участник грузино-осетинских войн 1991–1992 годов и других военных конфликтов в Закавказье.