Давай притворимся, что этого не было - [20]

Честно говоря, по этой главе можно было бы снять неплохой подростковый фильмец.

Самым странным в том, что я помогла забеременеть корове в старших классах, было то, что официально на эти занятия я даже не была записана.[14] На большую часть обязательных предметов я отходила в первые два года, так что оставшиеся два года заполнила легкими факультативными занятиями. Я любила искусство, однако уже прослушала три художественных курса, которые предлагались в моей школе, так что мой преподаватель по ИЗО разрешил мне придумать новый. Я выбрала «Дизайн средневековых костюмов», однако после первых полутора месяцев он мне наскучил, так что я переключилась на «Блестки! Самые блестящие пуговицы!», но тут учитель заметил, что у школы нет денег на блестки, да и я, пожалуй, не готова к продвинутым занятиям по блесткам, раз полагаю, что блестки – это пуговицы, так что я перестала туда ходить. Вместо этого я записалась помогать школьной администрации и в обед сидела вместо миссис Вильямсон, временной секретарши, чье рабочее место располагалось за соседней дверью средней школы (7–9-й классы), а та проводила обеденный перерыв, выпивая в своей машине. Это была нервная разведенная женщина, в верхнем ящике стола которой всегда валялись невероятно похабные романы, а как-то раз она мне рассказала, что домашние коты съедают своего хозяина через час после его смерти. Она пропала где-то через месяц после того, как я начала ее замещать (я подозревала, что ее просто уволили, но не могла отрицать вероятности того, что ее сожрали собственные коты), и на ее место явился автоответчик, так что никому не было особого дела до того, буду ли я выполнять свои обязанности. Свой час я проводила, скрючившись за покинутым столом миссис Вильямсон и читая оставленные ей развратные книжки, но последняя книга (это был роман Вирджинии Эндрюс, особенно красочные описания в котором были подчеркнуты карандашом) произвела на меня такое впечатление, что на следующий день я уже не спешила в ее кабинет. Вместо этого я задержалась в с/х амбаре, неторопливо убирая инструменты и сварочный аппарат.

Учитель заметил мою расхлябанность и предложил помочь ему провести урок животноводства и поехать со всеми на экскурсию на местный скотный двор. Это был небольшой класс, состоявший из одних только мальчиков, каждый из которых был одет в джинсы и ковбойские сапоги, и я (вопреки здравому смыслу) сделала глубокий вдох и, сказав: «А почему бы и нет», нервно забралась в небольшой автобус. Я была похожа на гастрольного администратора «Металлики», которого переманил на свои автобусные туры Вилли Нельсон, но парни всячески старались, чтобы мне не было неловко, и, казалось, были впечатлены тем, что я вызвалась поехать с ними. Только по приезде на скотный двор я узнала, что мы будем учиться искусственному осеменению коров. Учитель предложил мне ему помочь, ведь у меня руки потоньше, так что «корове это доставит меньше дискомфорта». Я не совсем понимала, в чем будет состоять моя «помощь», однако все встало на свои места, когда он надел мне на руку резиновую перчатку и натянул ее до самого локтя. Он всучил мне открытый термос с бычьей спермой и наполнил из него кухонную спринцовку.

Наверное, в этот самый момент мне следовало попросту убежать, но что-то было в его взгляде такое, что меня остановило. Это был взгляд мужчины, ожидающего, что девочка сейчас с криками убежит, а он потом сможет над ней вдоволь посмеяться. Ну или же это был взгляд человека, раздумывавшего над тем, как он будет объяснять повару из школьной столовой, что ему пришлось дать ее дочке эту сперму, потому что она была единственной, на кого налезал презерватив для руки. Сложно сказать. Как бы то ни было, казалось, он ждал, что я дам деру, и я решила: будь я проклята, если позволю себя осуждать человеку, таскающему с собой термос со спермой.

Так моя рука и оказалась засунутой по локоть в коровье влагалище, а я – выдавливающей сперму из спринцовки на глазах у кучи мальчишек. Это была максимально приближенная к съемкам в порно ситуация в моей жизни. Внезапно влагалище коровы напряглось, и я поняла, что моя рука застряла. Я непроизвольно закричала. Учитель запаниковал, полагая, что корова решила присесть, и сказал мне, чтобы я аккуратно вытащила руку, потому что если корова сядет, то непременно мне ее сломает. Это окончательно меня огорошило; дело было не только в той боли, которую, как я понимала, это могло мне причинить, но и в том, что мне не очень-то хотелось потом всем объяснять, что «я сломала руку во влагалище у коровы». Я выдернула руку, и корова обернулась – в ее взгляде чувствовалось отвращение. Тогда-то я поняла, что у меня в руках больше нет кухонной спринцовки.

Хотелось бы мне сказать, что я, стиснув зубы, произнесла: «Я ее там не оставлю» с сосредоточенной решительностью Брюса Уиллиса, как в том фильме, название которого я не помню. В том, что про Армагеддон[15].

Вместо этого я сделала глубокий вдох, задрала вверх голову и со всем достоинством, на которое меня хватило (а это было немного), медленно стянула с себя перчатку и ушла. Никто не позвал меня – наверное, никто из них не мог придумать, как бы поэлегантней сказать: «