Давай надеяться на лучшее - [96]

Шрифт
Интервал

Получился чудесный разговор. Меня тронули рассказы других детей о смерти. Потрясающе, что в группе двух- и трехлеток так много серьезных мыслей. С логикой не всегда все было в порядке, но мысли уже присутствовали. Как и желание понять, разграничить категории «живые» и «мертвые». Внезапно у нас вышла беседа не о твоей смерти, а о смерти вообще. Иван задался вопросом, может ли умереть велосипед или трактор. Когда мы пришли к общему мнению, что велосипеды могут ломаться, но не умирать, потому что они не живые, Иван снова пришел в отличное настроение. Он был готов съесть традиционный банан, надеть верхнюю одежду и отправиться домой вместе со мной – своей мамой, которая любит его больше всего на свете, в компании с целым рядом других живых людей. По пути домой я размышляла, правильно ли я поступила, переведя разговор с тебя на тех, кто жив. Может быть, я сделала как раз то, чего не следовало делать. Может быть, надо было больше поговорить о тебе.


Прошло несколько дней после инцидента в садике. За это время я успела сходить в библиотеку и взять пару книг о том, как говорить с маленькими детьми о смерти. Взяла также детскую книгу о морской свинке, которая была очень старая и должна была скоро умереть. Послушала радиопрограмму на эту тему, сидя в метро по дороге на работу и с работы. Поговорила и с воспитателями в садике Ивана и договорилась о встрече на тему о том, как мы будем говорить о смерти. Больше я пока ничего не могу сделать. Думаю, буду решать проблемы по мере их поступления.

Интересно, помнит ли он тебя вообще. Интересно, о чем он думает, когда смотрит на твои фотографии. Его интерес к тебе, похоже, происходит от нового для него типа сравнения: у большинства детей, с которыми он общается, есть папа, а у него нет. Только сейчас он осознал, что лишен чего-то, что его ровесники в садике имеют и считают само собой разумеющимся. Чем больше я размышляю об этом, тем больше прихожу к выводу: его слезы были вызваны не тем, что он помнит тебя и тоскует по тебе, а тем, что он не хочет отличаться от других. Я огорчаюсь, когда думаю об этом. От этого чувства – что он не такой, как все, – я не в силах его защитить. Я не смогу помочь ему самостоятельно помнить о тебе. Большинство книг, которые я читала, утверждают, что первые воспоминания возникают примерно в том возрасте, в котором он сейчас. А он живет без тебя уже полтора года. Когда ты умер, он еще был младенцем, питающимся грудным молоком.

Как бы мне хотелось, чтобы ему выпало узнать тебя. Чтобы он мог вырасти с настоящими воспоминаниями о тебе – о тебе настоящем, помнить твой смех и твой запах. Мне хотелось бы, чтобы у него сложились собственные отношения с тобой, продолжавшиеся дольше, чем восемь месяцев. Мне хотелось бы, чтобы ему не пришлось задавать все те вопросы, которые он сейчас начал задавать и на которые мы, его окружение, будем отвечать по-своему и, вероятно, по-разному. Но все сложилось именно так, а не иначе. Все так, как есть, все вышло как вышло, и единственное, что я могу сделать, – это подготовиться как можно лучше, почитать литературу, хранить воспоминания о тебе и всегда, когда твой сын будет о тебе спрашивать, отвечать ему так честно и детально, как только смогу.

* * *

Мои подруги с сомнением относятся к развитию событий с моим новым другом по переписке, поскольку наш с ним обед постепенно превратился в ужин – сперва в ужин в ресторане, а потом в вечер с вином и сыром у него дома. Им кажется, что я сразу берусь за десерт. «Разве не разумнее сперва встретиться в публичном месте? Во всяком случае, в первый раз?» – спрашивают они, желая предупредить меня. Напоминают – существует доля риска, что он сумасшедший, и повторяют, что для начала всегда лучше ненадолго встретиться на нейтральной территории. Лично мне плевать на их заботы с высокой горы. Уже несколько лет я не делала ничего такого, что можно было бы назвать увлекательным. Да и что они понимают? Ведь они не читали нашу переписку в последние недели. Им даже не представить себе того понимания, которое существует между нами уже сейчас. Если он предпочитает встретиться у себя дома, то зачем же усложнять? Мы просто поедим сыра и выпьем вина. Поговорим. Возможно, у меня появится друг, который меня понимает. И я не собираюсь упускать такой шанс, настаивая на том, чтобы встретиться на нейтральной территории на определенное время. Я наняла няню с гибким временем ухода домой, а его дочь будет находиться у его мамы в тот вечер, когда мы встретимся. Перед нашей встречей я чувствую себя в приподнятом настроении.

Покупая одежду за несколько дней до назначенного дня, я уговариваю себя, что делаю это потому, что старая потерлась и обветшала, а не ради того, чтобы надеть это на встречу с ним. Когда я без конца примеряю и комбинирую перед зеркалом в прихожей после того, как Иван заснул, это не имеет никакого отношения к нашей встрече – просто приятно примерить обновки. Когда я впервые за два года брею ноги, то это потому, что скоро лето. Лучше уж сделать это сейчас, чем через несколько недель. Ничего такого. Абсолютно ничего особенного.


Рекомендуем почитать
Сборник поэзии и прозы

Я пишу о том, что вижу и чувствую. Это мир, где грань между реальностью и мечтами настолько тонкая, что их невозможно отделить друг от друга. Это мир красок и чувств, мир волшебства и любви к родине, к природе, к людям.


Дегунинские байки — 1

Последняя книга из серии книг малой прозы. В неё вошли мои рассказы, ранее неопубликованные конспирологические материалы, политологические статьи о последних событиях в мире.


Матрица

Нет ничего приятнее на свете, чем бродить по лабиринтам Матрицы. Новые неизведанные тайны хранит она для всех, кто ей интересуется.


Рулетка мира

Мировое правительство заключило мир со всеми странами. Границы государств стерты. Люди в 22 веке создали идеальное общество, в котором жителей планеты обслуживают роботы. Вокруг царит чистота и порядок, построены современные города с лесопарками и небоскребами. Но со временем в идеальном мире обнаруживаются большие прорехи!


Дом на волне…

В книгу вошли две пьесы: «Дом на волне…» и «Испытание акулой». Условно можно было бы сказать, что обе пьесы написаны на морскую тему. Но это пьесы-притчи о возвращении к дому, к друзьям и любимым. И потому вполне земные.


Палец

История о том, как медиа-истерия дозволяет бытовую войну, в которой каждый может лишиться и головы, и прочих ценных органов.


Женщины, о которых думаю ночами

Миа Канкимяки уходит с работы, продает свой дом и едет в Африку, чтобы увидеть, как жила Карен Бликсен – датская писательница, владевшая кофейной плантацией в 1920-х годах и охотившаяся на диких животных в саванне. Она вдохновляется отважными путешественницами и первооткрывательницами XIX века, которые в одиночку странствовали по самым опасным местам планеты. Во Флоренции Миа ищет забытые картины художниц Ренессанса, создававших грандиозные полотна, несмотря на все ограничения эпохи. В Японии она идет по следу Яёи Кусама – самой знаменитой художницы современности. Заново открывая миру незаслуженно забытые женские имена, в своем путешествии Миа учится вдохновенной жизни и находит свой писательский голос.


Все умерли, и я завела собаку

Эмили и Рэйчел с самого детства росли в безумной семье: горы неоплаченных счетов, богемные вечеринки их родителей, знакомые из мира шоу-бизнеса. В таком жизненном хаосе никогда не было места для собаки, которую так хотела Эмили. И даже когда сестры вырастают, собака все так же остается недостижимой мечтой. Жизнь подводит Эмили к тяжелейшему испытанию: у Рэйчел диагностируют рак. За три года умирает вся ее семья: не только сестра, но и оба родителя. Это забавная и одновременно душераздирающая история о том, что каждый может преодолеть самое худшее, что случилось с тобой в жизни, что подходящее время для того, чтобы начать жить, – это всегда «сегодня».


Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Стефани 28 лет, и она отчаянно пытается вырваться из родного городка, чтобы исполнить свою мечту: поступить в университет и стать писательницей. Ее планы прерываются неожиданной беременностью и судебным разбирательством с отцом ребенка. С этого дня Стефани – нищая и бездомная мать-одиночка, которая может рассчитывать только на себя. Никто, включая ее собственных родителей, не может ей помочь. На протяжении нескольких тяжелых лет Стефани пытается дать надежный дом своей дочке Мие, выживая на крохи, перепадающие ей в виде нескольких пособий, и прискорбно низкий заработок уборщицы.