Давай надеяться на лучшее - [94]

Шрифт
Интервал

Достав телефон, я смотрю на часы. Иван спит не более получаса. Скоро я должна буду его разбудить. Куда мы тогда отправимся? Вернемся в один из парков или пойдем домой? Что мы будем делать дома?

Я открываю Instagram и прокручиваю фото в ленте. Вижу семьи на своих дачах, несколько друзей на демонстрации на площади Сергеля, еще несколько человек мерзнут, сидят на открытой веранде ресторана с пивом в руках. Внезапно мне попадается фотография подруги, которая перекусывает в кафе у мостков, всего в нескольких сотнях метров от меня. Фото выложено полчаса назад. Внутри у меня кольнуло – разве она не одна из тех, кому я рассылала утром эсэмэски, спрашивая, не хотят ли они встретиться? Что, она вообще не ответила или ответила, что не может? Я проглядываю свои эсэмэски, чтобы понять, как было дело. Утром я стольким написала, что сейчас ответы уже путаются в голове. Они сливаются в один хор, говорящий «нет, не сейчас, может быть, позже, сегодня нам не подходит, но можем связаться завтра». Наконец я нахожу ее имя. Перечитываю нашу переписку сегодня утром. Она пишет, что они еще не решили, что будут делать, но мы будем на связи. Я решаю для себя, что это фактически равно приглашению. Хотя это и не совсем так сформулировано, это ведь должно означать, что они будут рады видеть меня в кафе на мостках, где сидят сейчас всего в нескольких сотнях метров от меня? Это ведь нельзя назвать внезапным вторжением?

Мне уже не до гордости, да и сил нет. Мне так безумно скучно. Решительными шагами я качу коляску со спящим ребенком в сторону кафе, где пьет кофе моя подруга. По пути я размышляю – может быть, притвориться, что я не видела ее фото в Instagram и просто войти, сделав вид, что я тоже зашла туда выпить кофе? Потом все же решаю сначала связаться с ней. Преувеличенно бодрым тоном я сообщаю, что видела ее фотографии и что я как раз прохожу мимо и сейчас загляну к ним. Теперь я иду так быстро, как могу. Ответ приходит, когда я на полпути. Она пишет, что они как раз собирались уходить, ребенку надо спать, а он лучше засыпает дома. «Приходи, встретимся на выходе», – пишет она. Я уже у дверей, когда приходит это сообщение. Остановив коляску, я стою и жду. Может быть, я немного провожу ее в сторону дома. И в этот день мне удастся хоть несколько минут поговорить с другим взрослым. Все же лучше, чем ничего. Я все жду и жду. Навязчивое чувство, что моя жизнь превратилась в жалкий фарс, стучится в дверь, но я ему не открываю. Затем приходит чувство стыда за то, что я липну и навязываюсь. На него у меня тоже нет сил. Все равно никакой альтернативы нет. И, так или иначе, я уже здесь. Я вижу, как подруга выходит из дверей, и улыбаюсь такой широкой улыбкой, какую только могу изобразить, машу ей рукой, когда она выходит наружу. Наверное, никогда мой голос не звучал так фальшиво. Похоже, вид у нее становится немного нервозный, когда она видит меня. А может быть, мне все это кажется. Неважно. Все равно лучше, чем совсем ничего.

* * *

Вечером этого дня, который никак не хотел заканчиваться, но потом все же каким-то образом закончился, я пишу ему, своему другу по переписке и теперь – по моей версии – потенциальному сердечному дружку, и предлагаю пообедать вместе. В преувеличенно юмористическом ключе я описываю, как заскучала, проведя выходные в парках и на площадках, и говорю, что мечтаю побеседовать со взрослым человеком, который к тому же понимает, каково быть таким родителем. Предлагаю дату через две недели, чтобы не казаться истеричкой. Говорю, что мы можем перекусить в ресторане возле его дома, если ему так будет легче – на этот момент мне уже известно, что он работает из дома, пока его дочь в садике. Охваченная отчаянным желанием чего-нибудь нового – чего угодно, я уже не забочусь о том, не сочтет ли он меня слишком напористой. Я хочу перемен. Обед с незнакомцем не хуже и не лучше, чем что-либо другое.

Он отвечает быстро. «Отличная идея, – пишет он, – дай мне время, чтобы уладить вопрос с няней – может быть, мы встретимся поближе к вечеру. Поужинаем. Выпьем вина».

Прочитав его ответ, я ощущаю, как у меня засосало под ложечкой. Что это было? Так намечается свидание? Что означает ужин с няней? Надо ли мне тоже договориться с няней? Зачем мы запасаемся нянями? Он считает, что наша встреча может привести к чему-то большему? Хочу ли я, чтобы это привело к чему-то большему? А что, если в реальности он ужасен? Если у него некрасивые зубы и мерзкий голос? Если он будет без конца говорить о себе? А что, если он ожидает, что мы поцелуемся на прощание? Или еще того хуже: а что, если я им заинтересуюсь, а он мной – нет? Стараясь казаться раскрепощенной – от чего мой тон более всего напоминает подростка, пытающегося выглядеть крутым, – я отвечаю на его вопрос согласием, и мы решаем определиться с датой позднее, когда решим вопрос с нянями. После этого я перерываю весь интернет в поисках его фотографий и видеоклипов и впервые за последние семь лет пытаюсь представить себе, с каким чувством буду целовать кого-то, кто не ты. Ничего не могу с собой поделать. Все происходит помимо моей воли.


Рекомендуем почитать
Наводнение

— А аким что говорит? Будут дамбу делать или так сойдет? — весь во внимании спросил первый старец, отложив конфету в сторону и так и не доев ее.


Дегунинские байки — 1

Последняя книга из серии книг малой прозы. В неё вошли мои рассказы, ранее неопубликованные конспирологические материалы, политологические статьи о последних событиях в мире.


Матрица

Нет ничего приятнее на свете, чем бродить по лабиринтам Матрицы. Новые неизведанные тайны хранит она для всех, кто ей интересуется.


Рулетка мира

Мировое правительство заключило мир со всеми странами. Границы государств стерты. Люди в 22 веке создали идеальное общество, в котором жителей планеты обслуживают роботы. Вокруг царит чистота и порядок, построены современные города с лесопарками и небоскребами. Но со временем в идеальном мире обнаруживаются большие прорехи!


Дом на волне…

В книгу вошли две пьесы: «Дом на волне…» и «Испытание акулой». Условно можно было бы сказать, что обе пьесы написаны на морскую тему. Но это пьесы-притчи о возвращении к дому, к друзьям и любимым. И потому вполне земные.


Палец

История о том, как медиа-истерия дозволяет бытовую войну, в которой каждый может лишиться и головы, и прочих ценных органов.


Женщины, о которых думаю ночами

Миа Канкимяки уходит с работы, продает свой дом и едет в Африку, чтобы увидеть, как жила Карен Бликсен – датская писательница, владевшая кофейной плантацией в 1920-х годах и охотившаяся на диких животных в саванне. Она вдохновляется отважными путешественницами и первооткрывательницами XIX века, которые в одиночку странствовали по самым опасным местам планеты. Во Флоренции Миа ищет забытые картины художниц Ренессанса, создававших грандиозные полотна, несмотря на все ограничения эпохи. В Японии она идет по следу Яёи Кусама – самой знаменитой художницы современности. Заново открывая миру незаслуженно забытые женские имена, в своем путешествии Миа учится вдохновенной жизни и находит свой писательский голос.


Все умерли, и я завела собаку

Эмили и Рэйчел с самого детства росли в безумной семье: горы неоплаченных счетов, богемные вечеринки их родителей, знакомые из мира шоу-бизнеса. В таком жизненном хаосе никогда не было места для собаки, которую так хотела Эмили. И даже когда сестры вырастают, собака все так же остается недостижимой мечтой. Жизнь подводит Эмили к тяжелейшему испытанию: у Рэйчел диагностируют рак. За три года умирает вся ее семья: не только сестра, но и оба родителя. Это забавная и одновременно душераздирающая история о том, что каждый может преодолеть самое худшее, что случилось с тобой в жизни, что подходящее время для того, чтобы начать жить, – это всегда «сегодня».


Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Стефани 28 лет, и она отчаянно пытается вырваться из родного городка, чтобы исполнить свою мечту: поступить в университет и стать писательницей. Ее планы прерываются неожиданной беременностью и судебным разбирательством с отцом ребенка. С этого дня Стефани – нищая и бездомная мать-одиночка, которая может рассчитывать только на себя. Никто, включая ее собственных родителей, не может ей помочь. На протяжении нескольких тяжелых лет Стефани пытается дать надежный дом своей дочке Мие, выживая на крохи, перепадающие ей в виде нескольких пособий, и прискорбно низкий заработок уборщицы.