Давай надеяться на лучшее - [21]
Сегодня вечером, когда мы ляжем спать, нам не надо будет думать, где мы оставили еду, закупленную во время последнего визита в супермаркет, или где находится твоя жидкость для линз. Нам больше не надо спорить, у кого из нас мы будем ночевать, больше нет нужды использовать цифры и статистику в качестве оснований для аргументации, кто из нас в большей степени заслужил право ночевать у себя дома. С сегодняшнего дня мы будем проживать по одному адресу. Мы сказали, что вскоре, хотя и не прямо сейчас, мы найдем нечто, объединяющее нас. До тех пор я буду жить у тебя. Так проще всего. На детали я внимания не обращаю.
Сегодня ты плох. Я тоже с похмелья. Вчера мы отмечали тридцатилетие одного друга, и празднование продолжалось почти до утра. Смутные воспоминания свидетельствуют о том, что по дороге домой мы поссорились, стояли и ругались возле магазинчика «Севен Элевен» на углу моей улицы, но когда проснулись сегодня утром, то уже не могли вспомнить, что не поделили, и решили оставить эту тему. Мы пытаемся сосредоточиться на переезде, но дела идут вяло. Мы ослабели. Нам нужно поесть, прежде чем носить коробки. Мы идем в кафе и заказываем себе бранч. Разговор идет туго, мысль о переезде никого не вдохновляет.
Во время еды мы обсуждаем вчерашний юбилей, перемывая кости нашим общим друзьям. Кто напился больше всех, кто целовался в углу, кто вообще не пришел, кто только что расстался со своей половинкой и бросал кое на кого жадные взгляды. Тебя раздражает, что у моих друзей те же политические убеждения и что они реагируют агрессивно, когда им возражают, не умеют поддержать уважительной дискуссии. Ты считаешь, что в моем кругу царит консенсус, и говоришь, что консенсус опасен. У меня нет сил в очередной раз это обсуждать. Стараюсь сменить тему – настолько плавно, насколько это возможно в моем похмельном состоянии. Ты помогаешь мне в этом. Смеешься, когда я передаю диалог со вчерашнего праздника. Терпеливо и внешне заинтересованно ты слушаешь, как я долго обсасываю сцену, которая на самом деле не стоит и выеденного яйца. Я преувеличиваю и заостряю, чтобы тебя позабавить. Ты смеешься и не ставишь под сомнение степень правдивости моей истории. Ты добр ко мне, и я люблю тебя за это. Сегодня вечером мы начнем совместную жизнь – не по-настоящему, но и не понарошку. Нам это отлично подходит. Во всяком случае, я убеждаю себя в этом.
Октябрь 2014
Мои предчувствия меня не обманули: шествие посыльных с букетами только началось. Часов в десять утра снова начались звонки. Сломанный домофон вызвал бесконечное количество пробежек вниз с шестого этажа, чтобы впустить посыльных. И вновь на меня посыпались цветы и открытки. Вчера мне так и не удалось заснуть, и я встречаю новый день в ужасающем состоянии.
Всю ночь я посвятила тому, что обдумывала момент твоей смерти. Рассматривала со всех сторон, как это могло произойти, как все это выглядело, как получилось, что я не проснулась, что кошка не отреагировала и не разбудила нас, спящих в соседней комнате. «Должно быть, все произошло очень тихо», – подумала я. Но ты лежал в такой странной позе. Словно скрючившись, подавшись вперед, уткнувшись лицом в подушку. Почему ты так сделал? Ты ощущал спазмы? Тебе было больно?
Мне очень хочется прийти к выводу, что все произошло быстро, очень тихо, что не было того момента, когда ты осознал – все, я умираю. Мысль о том, что ты умер в одиночестве, так невыносима, что я убеждаю себя – ты спал, когда это произошло, все это прошло мимо твоего сознания. Мне так хотелось бы, чтобы я была рядом, чтобы ты мог держать меня за руку. Желаю, чтобы я была рядом. С другой стороны: меня пугает мысль о том, что я могла лежать рядом, когда все это произошло. Как бы я отреагировала, будь я там? Попыталась бы я спасти тебя – и у меня бы это не получилось? Смогла бы я делать тебе искусственное дыхание, пока Иван плакал бы рядом? Выдержала бы я? А что, если бы не выдержала? Как бы я смогла потом жить дальше после такого?
В долгие часы второй ночи для меня было важно, что ты так и не узнал, что умираешь. Мне хотелось бы, чтобы можно было что-то сделать, заплатить кому-нибудь, чтобы он заверил меня в этом. Мне казалось – убедись я, что ты так ни о чем и не узнал, и все это станет менее невыносимым. Тогда, может быть, я смогу все это пережить. Тогда тебе не пришлось лежать и умирать в одиночестве. Я ломала голову, покажет ли это вскрытие. Ломала голову, получим ли мы заключение вскрытия. Кажется, врач сказал, что на это могут уйти месяцы. Как это – месяцы?
Вторая ночь медленно продвигалась вперед. Часы проходили, мысли вертелись в голове, потом подступил рассвет, и тоска немного отступила. Скоро новый день, новый свет, новые люди рядом, мне помогут с Иваном, помогут держаться в вертикальном положении. Просто день. Надо жить сегодняшним днем. Плюс все остальное, что говорят в таких случаях.
Июль 2011
Мы живем вместе уже полгода, по-прежнему обитая в твоей квартире со скудной меблировкой и крошечной кухонькой, и временами мне кажется, что я умру от жары. Превращусь в лужу пота и утеку. На Стокгольм обрушилась жара. Яркое солнце и удушающий зной днем, душные ночи и липкие тела. Анонсы вечерних газет только и делают, что возвещают – кричат огромными буквами – о шокирующей жаре и температурных рекордах. В социальных сетях – сплошные фотографии из отпуска. Люди купаются, читают книги, дети плещутся на мелководье – оранжевые надувные рукава на пухленьких ручках, взрослые ноги торчат из шезлонгов и гамаков. Все хвалятся, какие книги читают, а бокалы с вином запотевают от контраста между жарой и прохладой. Такое выпало лето. Ничего особенного. Помимо того, что мне все это уже поперек горла.
Эта история — серия эпизодов из будничной жизни одного непростого шофёра такси. Он соглашается на любой заказ, берёт совершенно символическую плату и не чурается никого из тех, кто садится к нему в машину. Взамен он только слушает их истории, которые, независимо от содержания и собеседника, ему всегда интересны. Зато выбор финала поездки всегда остаётся за самим шофёром. И не удивительно, ведь он не просто безымянный водитель. Он — сын Эреба.
Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.
Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.
Миа Канкимяки уходит с работы, продает свой дом и едет в Африку, чтобы увидеть, как жила Карен Бликсен – датская писательница, владевшая кофейной плантацией в 1920-х годах и охотившаяся на диких животных в саванне. Она вдохновляется отважными путешественницами и первооткрывательницами XIX века, которые в одиночку странствовали по самым опасным местам планеты. Во Флоренции Миа ищет забытые картины художниц Ренессанса, создававших грандиозные полотна, несмотря на все ограничения эпохи. В Японии она идет по следу Яёи Кусама – самой знаменитой художницы современности. Заново открывая миру незаслуженно забытые женские имена, в своем путешествии Миа учится вдохновенной жизни и находит свой писательский голос.
Эмили и Рэйчел с самого детства росли в безумной семье: горы неоплаченных счетов, богемные вечеринки их родителей, знакомые из мира шоу-бизнеса. В таком жизненном хаосе никогда не было места для собаки, которую так хотела Эмили. И даже когда сестры вырастают, собака все так же остается недостижимой мечтой. Жизнь подводит Эмили к тяжелейшему испытанию: у Рэйчел диагностируют рак. За три года умирает вся ее семья: не только сестра, но и оба родителя. Это забавная и одновременно душераздирающая история о том, что каждый может преодолеть самое худшее, что случилось с тобой в жизни, что подходящее время для того, чтобы начать жить, – это всегда «сегодня».
Стефани 28 лет, и она отчаянно пытается вырваться из родного городка, чтобы исполнить свою мечту: поступить в университет и стать писательницей. Ее планы прерываются неожиданной беременностью и судебным разбирательством с отцом ребенка. С этого дня Стефани – нищая и бездомная мать-одиночка, которая может рассчитывать только на себя. Никто, включая ее собственных родителей, не может ей помочь. На протяжении нескольких тяжелых лет Стефани пытается дать надежный дом своей дочке Мие, выживая на крохи, перепадающие ей в виде нескольких пособий, и прискорбно низкий заработок уборщицы.