Давай надеяться на лучшее - [115]

Шрифт
Интервал


Вчера мы ходили в женскую консультацию. Мы попросили сделать УЗИ раньше срока, потому что на этот раз я очень плохо себя чувствую – и в физическом, и в психическом плане. Нам сообщили, что все в порядке – УЗИ показывает, что зародыш жив и чувствует себя хорошо. Анализы у меня хорошие. Тошнота уже почти прошла. Скоро я почувствую себя бодрее. Всего через несколько дней, самое большее через пару недель, парализующая усталость отступит. Все идет по плану, не о чем волноваться. Так пообещала наша акушерка, я кивнула и улыбнулась, сжимая его руку, изо всех сил пытаясь изображать облегчение и благодарность.

Держась за руки, мы дошли пешком от кафе, где обедали, до станции метро, где нам предстояло расстаться, чтобы забрать своих детей из садиков в разных концах района. Констатировали так бодро, как могли, что все идет, как надо – ни облачка на нашем небосклоне.

Помимо того, что я по-прежнему не рада. И что меня по-прежнему изматывают наше совместное пребывание, сознание своей неполноценности, интенсивность жизни и отношения с ним, которые все более характеризуются отдалением и постоянными недоразумениями. Помимо того, что меня по-прежнему заедает чувство вины перед Иваном, пока пребывающим в блаженном неведении о том, что его положение младшего ребенка в семье скоро будет у него отнято. Помимо того, что я еще не вжилась в роль мачехи. Помимо того, что весь наш проект по созданию семьи все чаще кажется мне невыполнимым. Помимо того, что меня мучает совесть перед твоими родителями, своими родителями, моим работодателем и моими друзьями, и что наша новая повседневная жизнь превратилась в бесконечную череду ссор и споров о большом и малом. Помимо этого на нашем небосводе не видно ни облачка. Грех жаловаться.

Впрочем, жалуюсь я все равно, и в этом я теперь не одинока. Он считает, что больше работает по дому, чем я, и это его изматывает. Говорит, что мне невозможно угодить, что я никогда не демонстрирую ни капли благодарности или любви. Он считает, что я в депрессии, и я думаю, что он прав. Но более всего я устала – как и он. Наша жизнь проходит круглосуточно и не предполагает никаких перерывов, чтобы перевести дух. Меня никогда не оставляют в покое. Всегда кто-то от меня чего-то хочет. Мысль о том, что растет у меня в животе, вызывает у меня не радость, а парализующий страх. А его ранит, что я по-прежнему так к этому отношусь. Меня ранит, что он не понимает. Меня разрывает между злостью и чувством вины – злостью от того, что я чувствую себя загнанной в угол, и чувством вины, поскольку я сама на это согласилась, а теперь не в состоянии принять ситуацию. Я презираю его и одновременно жалею. Себя я тоже презираю и одновременно жалею. Мое презрение к себе растет вместе с животом и теперь охватывает уже несколько эпох моей жизни. Я презираю себя за то, какой я была с тобой. Я презираю себя за то, какая я сейчас с ним. Мне жаль тебя за то, что ты переживал тогда, и жаль себя за то, что я испытываю сейчас.

Для того чтобы как-то это компенсировать и порадовать его, создавая тем самым передышку между выяснениями отношений, я составляю список имен. Прикрепляю к дверце холодильника, прошу его посмотреть и добавить свои предложения. Похоже, это срабатывает. Он радуется, когда читает мой список. Ему нравятся мои предложения, он обнимает меня и поизносит имена вслух вместе с именами наших детей. Тот факт, что в списке только девчачьи имена, объясняется тем, что я уверена – на этот раз у меня в животе девочка. Так плохо мне никогда не было, пока я ждала Ивана. Никогда я не чувствовала себя такой уставшей. Никогда не чувствовала себя такой подавленной. Должно быть, на этот раз девочка. Я продолжаю пополнять список имен. Мы обсуждаем такие имена, как Эли, Алиса и Лу.

* * *

Неделя проходит за неделей, и я все чаще думаю, что не выдержу. Это стало навязчивой идеей, которая возникает в голове сама собой. Появляется в разгар совещания на работе: я должна сделать аборт. Когда я отказываюсь выпить с коллегами бокал вина после работы: я должна сделать аборт. Когда я заглядываю в календарь более чем на полгода вперед: я должна сделать аборт. Когда я сержусь на Ивана за то, что он бьет меня и называет злой: я должна сделать аборт. Когда разговариваю по телефону с мамой, которая уже начала вязать свитерок новому внучку: я должна сделать аборт. Когда я посылаю эсэмэски твоим родителям, извиняясь за то, что мы никак не можем приехать к ним в гости: я должна сделать аборт. Когда я укладываю Ивана, а он плачет и упрямится: я должна сделать аборт. Перед тем, как я засыпаю и едва я просыпаюсь, снова появляется эта мысль. «У меня не хватит сил на наш семейный проект», – думаю я. «Это идиотская затея», – думаю я. Я должна сделать аборт. Я правда должна сделать аборт, думаю я. Единственная проблема – этих моих мыслей никто не разделяет. А сама я не решаюсь никому рассказать.

Даже своему психотерапевту я лгу. Никто не знает, что каждый раз, когда мы с ним ссоримся, меня охватывает паника – настоящая паника, от которой в груди отчаянно стучит и тяжело дышать. От этой паники я по ночам втайне гуглю слово «аборт». Никто не знает, что я сохранила у себя в телефоне номер Стокгольмской консультации по абортам. Мысль запретна, и мне нельзя, мне просто нельзя это осуществить. Сделав это, я потеряла бы все, что мы построили в последние месяцы. Об этом не сказано вслух, но в глубине души я знаю, что потеряю их, если отклонюсь от нашего плана – того самого, который мы вместе утвердили, на выполнение которого я согласилась. Он никогда не простит меня, если я сделаю аборт. Он бросит меня. Прервав беременность, я разорву нашу семью на части и тем самым отниму у Ивана его новую сестру и возможность расти в семье, состоящей не только из меня. Отниму у его дочери свое присутствие в ее жизни. Она потеряет еще одну маму, а Иван потеряет еще одного папу. Сделать аборт просто немыслимо. Это даже не обсуждается. Однако я никак не могу отделаться от этой мысли.


Рекомендуем почитать
Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.


Дискотека. Книга 1

Книга первая. Посвящается Александру Ставашу с моей горячей благодарностью Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.


Дискотека. Книга 2

Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.


Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».


Женщины, о которых думаю ночами

Миа Канкимяки уходит с работы, продает свой дом и едет в Африку, чтобы увидеть, как жила Карен Бликсен – датская писательница, владевшая кофейной плантацией в 1920-х годах и охотившаяся на диких животных в саванне. Она вдохновляется отважными путешественницами и первооткрывательницами XIX века, которые в одиночку странствовали по самым опасным местам планеты. Во Флоренции Миа ищет забытые картины художниц Ренессанса, создававших грандиозные полотна, несмотря на все ограничения эпохи. В Японии она идет по следу Яёи Кусама – самой знаменитой художницы современности. Заново открывая миру незаслуженно забытые женские имена, в своем путешествии Миа учится вдохновенной жизни и находит свой писательский голос.


Все умерли, и я завела собаку

Эмили и Рэйчел с самого детства росли в безумной семье: горы неоплаченных счетов, богемные вечеринки их родителей, знакомые из мира шоу-бизнеса. В таком жизненном хаосе никогда не было места для собаки, которую так хотела Эмили. И даже когда сестры вырастают, собака все так же остается недостижимой мечтой. Жизнь подводит Эмили к тяжелейшему испытанию: у Рэйчел диагностируют рак. За три года умирает вся ее семья: не только сестра, но и оба родителя. Это забавная и одновременно душераздирающая история о том, что каждый может преодолеть самое худшее, что случилось с тобой в жизни, что подходящее время для того, чтобы начать жить, – это всегда «сегодня».


Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Стефани 28 лет, и она отчаянно пытается вырваться из родного городка, чтобы исполнить свою мечту: поступить в университет и стать писательницей. Ее планы прерываются неожиданной беременностью и судебным разбирательством с отцом ребенка. С этого дня Стефани – нищая и бездомная мать-одиночка, которая может рассчитывать только на себя. Никто, включая ее собственных родителей, не может ей помочь. На протяжении нескольких тяжелых лет Стефани пытается дать надежный дом своей дочке Мие, выживая на крохи, перепадающие ей в виде нескольких пособий, и прискорбно низкий заработок уборщицы.