Давай надеяться на лучшее - [113]

Шрифт
Интервал

На данный момент я уже несколько недель чувствую себя отвратительно. Взрослую еду я вообще не переношу. Мой рацион состоит из бутербродов, сосисок, макарон и сухариков. В те дни, когда за столом подается рыбный суп или мясо в горшочке, я просто ухожу. Дожидаюсь, пока Иван заснет, и съедаю несколько бутербродов перед телевизором. Смотрю бессмысленные программы на коммерческих каналах и рано ложусь спать. У меня редко бывает хорошее настроение, я все время уставшая, на уборку меня не хватает, а поход в магазин за едой кажется проектом, перед которым я несколько часов должна собираться с силами. Помимо этого, мы ссоримся почти каждый день. Похоже, жить со мной не особенно весело.


Еще одна часть моей жизни, которая хромает, – это отношения с Иваном. Чувство вины не отступает. Стоит мне взглянуть на него, как слезы катятся из глаз. Я не в состоянии играть с ним так, как он привык. Быстрее теряю терпение, когда он капризничает или упрямится. Я сержусь и рычу на него, когда процесс укладывания затягивается, а через секунду после того, как он заснул, мне хочется разбудить его и попросить прощения. Когда он спит, я смотрю на него в темноте и беззвучно шепчу «прости». На следующее утро все начинается сначала.


Я стараюсь думать о том, что в жизни Ивана сейчас происходит нечто потрясающее. У него будет такая большая семья. У него станет больше людей, которых он любит и которые будут любить его. Ему от всего этого будет хорошо. Если бы только я могла принять ситуацию и перестать чувствовать себя в ловушке. Если бы только я могла запрыгнуть в поезд, который уже тронулся, а не стоять упрямо одной ногой на перроне. Если бы только я могла встряхнуться, выйти из того состояния апатии и оцепенения, которое так нежданно накатило на меня. Тогда все будет хорошо. Все зависит от меня, я и буду виновата, если все это не получится.

Рассказывать детям еще пока рано. Но с друзьями и родственниками я на прошлой неделе поделилась новостью. Они получили эсэмэску – тон ее был решительный, однако в ней таилась просьба об одобрении. Реакция была разная, по всему спектру от полного отсутствия реакции, встревоженных и скептических ответов до восторженных поздравлений. Некоторые из моих подруг ответили напрямую, что мы, по их мнению, приняли слишком поспешное решение. Указывали на то, что мы знакомы всего лишь несколько месяцев, и заверяли, что впереди предостаточно времени для создания семьи. Кое-кто даже спросил: «К чему такая спешка?» Я не стала в своих ответах повторять то, что уже было сказано: это вышло незапланированно, и теперь все так, как оно есть; порой жизнь идет не по плану, и теперь мы стараемся использовать ситуацию наилучшим образом. Вместо этого я не ответила вообще. Отдалилась от друзей, которые открыто высказывали свои сомнения. Мне трудно вынести их тревогу, которая слишком напоминает мою собственную, и, при полном отсутствии идей, как сформулировать уважительный ответ, я просто ускользнула в надежде исчезнуть с их радаров. Тех, кто не отреагировал вообще, я тоже оставила в покое. Их молчание – само по себе ответ. С ними я не в состоянии общаться. С теми же, кто поспешил поздравить и заверить, что они поддержат меня, какое бы решение я ни приняла, я общаюсь тем больше. По телефону и эсэмэсками, поскольку времени для встреч особо нет. Да и давно уже нет. Жизнь с двумя неугомонными детьми и не менее неугомонным мужчиной; с двумя квартирами, работой на полную ставку, постоянной тошнотой и хронической усталостью, из-за которой я редко выбираюсь из полулежачего положения на диване, оставляет не так много возможностей для встреч в реальной жизни. В этом мои понимающие друзья также проявляют понимание.

* * *

Я еду в командировку в Лондон. Две ночи и три дня меня нет дома. И столько же времени меня мучает острый страх. Мы бегаем с одного предприятия на другое, теснимся на душных эскалаторах общественного транспорта и участвуем в творческих мастерских в тускло освещенных фойе отеля. С меня пот катит ручьями, еду в тарелке я могу лишь поковырять, и каждый раз, где бы я ни находилась, ищу табличку «аварийный выход». С подозрением смотрю на людей, с которыми мы встречаемся, думая только о пожарах, террористических акциях и крушениях самолетов. Круглосуточно я думаю об Иване и без конца шлю эсэмэски твоим родителям, которые сидят с ним, пока я в отъезде. Вечерами мы пьем коктейли в промышленных помещениях, превращенных в бары, и я тайком отодвигаю от себя все, что содержит алкоголь. Ближайшим коллегам я доверила свою тайну, и они сидят рядом со мной, выпивают мои напитки, когда никто не видит, покупают мне в баре легкое пиво и всячески помогают мне скрыть свое положение. Затем я первой извиняюсь и, ссылаясь на головную боль, говорю, что должна пойти в отель спать. Спешу по влажным улицам Шордитча, стараюсь сосредоточиться на переходах, чтобы не забыть о левостороннем движении, бегу на красный, чтобы успеть в отель до того, как Иван заснет дома в Стокгольме. Примчавшись в номер, я звоню ему по видеосвязи. От разговора со мной Иван расстраивается, просит меня немедленно вернуться домой, я стараюсь держаться, но рыдаю, едва положив трубку. Часы в Лондоне ползут, как улитки, и когда наступает, наконец, день отъезда, я выезжаю в аэропорт за четыре часа до вылета. Купив в магазине TaxFree сласти и подарки, я нетерпеливо перетаптываюсь с ноги на ногу у выхода на посадку. Когда по громкоговорителю передают, что вылет задерживается на пятнадцать минут, я запираюсь в туалете и рыдаю.


Рекомендуем почитать
Прогулка

Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.


Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.


Дискотека. Книга 1

Книга первая. Посвящается Александру Ставашу с моей горячей благодарностью Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.


Дискотека. Книга 2

Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.


Женщины, о которых думаю ночами

Миа Канкимяки уходит с работы, продает свой дом и едет в Африку, чтобы увидеть, как жила Карен Бликсен – датская писательница, владевшая кофейной плантацией в 1920-х годах и охотившаяся на диких животных в саванне. Она вдохновляется отважными путешественницами и первооткрывательницами XIX века, которые в одиночку странствовали по самым опасным местам планеты. Во Флоренции Миа ищет забытые картины художниц Ренессанса, создававших грандиозные полотна, несмотря на все ограничения эпохи. В Японии она идет по следу Яёи Кусама – самой знаменитой художницы современности. Заново открывая миру незаслуженно забытые женские имена, в своем путешествии Миа учится вдохновенной жизни и находит свой писательский голос.


Все умерли, и я завела собаку

Эмили и Рэйчел с самого детства росли в безумной семье: горы неоплаченных счетов, богемные вечеринки их родителей, знакомые из мира шоу-бизнеса. В таком жизненном хаосе никогда не было места для собаки, которую так хотела Эмили. И даже когда сестры вырастают, собака все так же остается недостижимой мечтой. Жизнь подводит Эмили к тяжелейшему испытанию: у Рэйчел диагностируют рак. За три года умирает вся ее семья: не только сестра, но и оба родителя. Это забавная и одновременно душераздирающая история о том, что каждый может преодолеть самое худшее, что случилось с тобой в жизни, что подходящее время для того, чтобы начать жить, – это всегда «сегодня».


Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Стефани 28 лет, и она отчаянно пытается вырваться из родного городка, чтобы исполнить свою мечту: поступить в университет и стать писательницей. Ее планы прерываются неожиданной беременностью и судебным разбирательством с отцом ребенка. С этого дня Стефани – нищая и бездомная мать-одиночка, которая может рассчитывать только на себя. Никто, включая ее собственных родителей, не может ей помочь. На протяжении нескольких тяжелых лет Стефани пытается дать надежный дом своей дочке Мие, выживая на крохи, перепадающие ей в виде нескольких пособий, и прискорбно низкий заработок уборщицы.