Дары волхвов - [38]

«Но почему, — вопрошает святой Златоуст, — смутился Иерусалим?» Действительно, если бы иерусалимляне имели здравое понятие о Мессии и вместе с тем любовь к Нему, то весть о рождении Мессии должна бы их крайне обрадовать, как исполнение давних, вековых ожиданий, как начало благодатного Царства Божия на земле и славы народа израильского. Но сего не было в иерусалимлянах, а между тем каждый по случаю вести о рождении Мессии тотчас представлял себе новые гонения от того же Ирода и смущался духом. Смущались многие и тем, что имели совесть нечистую, жизнь не израильскую, нравы языческие, а с такими качествами как предстать Мессии? Как явиться в Его Царство? Но как бы то ни было, только Провидение, очевидно, достигло в сем случае своей цели, дав знать через волхвов всему Иерусалиму и, следовательно, всей Иудее, что час сбытия пророчеств настал, что давно ожидаемый Избавитель пришел, что Ветхий Завет оканчивается и начинается Новый.

У смущенного таким образом Ирода, вероятно, первая мысль была для истребления ужасной вести истребить самих вестников. Но когда бесчеловечие внушало такую мысль, привычная хитрость и лукавство (ибо Ирод столько же был лукав, как и жесток) удерживали и внушали другое. «Что пользы, — думал тиран, — если я убью теперь волхвов? Весть, от них разнесшаяся, этим не уничтожится, а скорее усилится. А что всего важнее — Новорожденный Младенец таким образом уцелеет, ибо теперь еще неизвестно, где Он и кто. Лучше воспользоваться этим случаем другим образом: велеть собрать первосвященников и книжников, узнать от них, где, по мнению этих суеверных иудеев, должно родиться их Христу, потом отправить волхвов к Нему и через них узнать, где находится мой будущий соперник, — тогда ничто не спасет Его от моей мести, тогда, если окажется нужным, и волхвы заплатят мне за свои вести и опасное волнение, произведенное приходом их в народе». Все это казалось Ироду, без сомнения, верхом мудрости и умения действовать сообразно обстоятельствам, а между тем все это послужит не к чему другому, как только к исполнению намерений Провидения привести в известность у всего народа иудейского рождение Царя его.

И, собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где должно родиться Христу? (Мф. 2, 4). Лучше не мог в настоящем случае поступить Ирод, если б был на самом деле усердным чтителем Бога Израилева и обетованного Мессии, ибо, во-первых, уже то весьма много служит к чести Новорожденного, что вот, целое сословие людей, первых в государстве, самых освященных и самых ученых, вместе с царем занимается не только лицом Его — даже местом рождения, а во-вторых, немалая важность и в том, что все первосвященники и книжники, по прилежном сличении пророчеств, скажут громко и твердо именно то самое, что сбылось теперь на деле, то есть что Христос как должен был родиться, так и действительно родился в Вифлееме Иудейском. Лучшего и полнейшего засвидетельствования истины в этом случае нельзя и представить, и мы обязаны им тому же самому Ироду, то есть коварству его или, лучше сказать, Промыслу, запявшему его в сем коварстве.

Но что первосвященники и книжники? Они же сказали ему: в Вифлееме Иудейском (Мф. 2, 5). «Смотри, — замечает при этом один учитель Церкви, — как первосвященники иудейские, несмотря на свою худость нравственную, соответствуют цели знания своего, указывая народу, что находится в законе и пророках». Теперь первосвященники укажут путь в Вифлеем, а сами останутся в Иерусалиме, подобно тем бездушным знакам, стоящим на больших путях, кои всем и всегда указывают дорогу, а сами — ни с места.

Первосвященникам и нельзя, впрочем, было не знать или не сказать теперь истины, потому что она давно изображена была в Писании преясно (см.: Мих. 5, 2).

Услышав о решении синедриона иудейского, волхвы немало должны были удивиться, как сии люди, имея в руках такие пророчества, позволяющие все определять по ним, не знали доселе, что Христос действительно родился. Но их могло удивить теперь и многое другое в Иерусалиме, если б у них была охота и время судить поступки других, а не заниматься своим делом. Одно из двух могли подумать волхвы, смотря на иерусалимлян: или что Провидение имеет особенную причину скрывать от евреев рождение Божественного Отрочати, или что евреи крайне небрежны в сем важном деле, а вероятно, подумали они и то и другое, ибо то и другое было на самом деле. Один Ирод до времени мог представляться волхвам в самом благоприятном свете. Ибо что, казалось, может быть чище и благороднее его поступков? Будучи царем над евреями, он не только не гневается по видимому за весть о рождении Царя Иудейского, не только не скрывает сей вести, а еще собрал целый совет народный для беспристрастного исследования о месте Его рождения. Уже это служило ему к похвале в глазах волхвов, а еще более то, как он поступил с ними далее. Ибо что делает Ирод?

Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды (Мф. 2, 7). Что Ирод призывает волхвов тайно и что с таким прилежанием выпытывает время явления чудесной звезды, это могло родить подозрение насчет его искренности и намерения, но, чтобы проникнуть в эту бездну коварства, надлежало иметь не такой простой и добрый взгляд, какой был у волхвов. С другой стороны, все это легко было толковать в сторону самую добрую, почесть следствием благоразумия Ирода, не хотящего до времени волновать народа своим открытым сношением с чужестранцами, желающего точнее узнать все обстоятельства события, для него по видимому столь вожделенного. Тем паче волхвам легко было утвердиться в этих последних мыслях, когда Ирод, отобрав от них нужные сведения, не только не возвратил их назад, не только не удержал в Иерусалиме и не лишил свободы, не только не показал никакого вида неудовольствия, а обласкал по-царски и сам послал их в Вифлеем и, послав, сказал: