Дары смерти - [213]

— Ты опоздал, — заявил Гарри. — Ты упустил свой шанс. Я опередил тебя. Я победил Драко уже много недель назад. Я отобрал у него палочку.

Боярышниковая палочка дёрнулась в руке Гарри, и он почувствовал, что взгляды всех присутствующих в зале устремлены на неё.

— Так что теперь всё сводится к одному, не так ли? — шёпотом произнёс Гарри. — Знает ли палочка, которую ты держишь в руке, что её последний хозяин был обезоружен? Потому что если она это знает… Истинный хозяин Сильнейшей палочки — я.

Над ними, на заколдованном небе-потолке, вдруг разлилось алое сияние, и над подоконником ближайшего окна показался ослепительный край солнца. Свет одновременно ударил в лица им обоим, так что лицо противника показалось Гарри расплывчатым сгустком пламени. Гарри услышал, как пронзительный голос выкрикивает что-то, и сам тоже завопил, обращая к небесам свою последнюю надежду и выставив вперёд палочку Драко:

— Авада Кедавра!

— Экспеллиармус!

Раздался грохот, подобный пушечному выстрелу, и между ними, в самом центре круга, по которому они двигались, полыхнули золотые языки пламени, обозначив точку, где столкнулись два заклятия. Гарри видел, как зелёный луч, выпущенный Вольдемортом, встретился с его собственным заклинанием, видел, как Сильнейшая палочка взлетела высоко вверх, темнея в лучах восходящего солнца, вращаясь на фоне волшебного потолка, как прежде голова Нагини, и устремилась по воздуху к хозяину, которого она не захотела убивать и который наконец смог завладеть ею в полной мере. И Гарри с безошибочной точностью ловца поймал её свободной рукой. Вольдеморт тем временем упал на спину, раскинув руки, узкие зрачки ярко-красных глаз закатились. Том Реддль рухнул на пол с будничной неизбежностью, его тело казалось слабым и ничтожным, белые руки были пусты, на змеином лице выражение равнодушия и неведения. Вольдеморт был мёртв, убит собственным отражённым заклятием, и Гарри стоял с двумя палочками в руках, глядя сверху вниз на пустую оболочку своего врага.

Один трепещущий миг в зале стояла ошеломлённая тишина, а потом на Гарри обрушился шквал: воздух взорвался криками, поздравлениями, рёвом толпы. Новое, яростное солнце ослепительно горело на оконных стёклах. Все ринулись к Гарри, и первыми возле него оказались Рон и Гермиона — это их руки обхватили его, это их нечленораздельные вопли едва его не оглушили. Потом подошли Джинни, Невилл и Луна, за ними — всё семейство Уизли и Хагрид, потом Кингсли, Макгонагалл, Флитвик и Стебль, и Гарри не мог разобрать ни слова из того, что ему кричали, не знал, чьи руки сжимали его, тянули к себе, пытались если не обнять, то хоть схватиться за него, их были сотни, и все проталкивались к нему, каждому надо было прикоснуться к Мальчику, Который Выжил, благодаря которому всё наконец-то закончилось…

Солнце неумолимо поднималось над Хогвартсом, и Большой зал был озарён светом и жизнью. Гарри был необходимой частью смешанного настроения торжества и скорби, горя и ликования. Всем хотелось видеть его рядом, он был их главой и символом, спасителем и путеводной звездой, и, кажется, никому не приходило в голову, что он давно не спал и что он жаждет общества лишь немногих из них. Он должен был говорить с теми, кто потерял близких, пожимать их руки, видеть их слёзы, принимать благодарности и вместе с ними узнавать новости, которые проникали со всех сторон по мере того, как разгоралось утро: что по всей стране люди, находившиеся под заклятием Империус, пришли в себя, что пожиратели смерти бегут или захвачены в плен, что прямо сейчас из Азкабана освобождают невиновных и что Кингсли Кандалболт назначен временным министром магии.

Труп Вольдеморта унесли и положили в какой-то комнате в стороне от Большого зала, подальше от тел Фреда, Тонкс, Люпина, Колина Криви и ещё пятидесяти других, что погибли, сражаясь с ним. Макгонагалл вернула на место факультетские столы, но никто не стал рассаживаться по факультетам: все смешались, учителя и ученики, родители и призраки, кентавры и домашние эльфы. В углу лежал, восстанавливая силы, Флоренц, а Гроп заглядывал к ним через разбитое окно, и ему бросали еду прямо в смеющийся рот. Через некоторое время Гарри, вымотанный и опустошённый, оказался на скамье рядом с Луной.

— Если бы я была на твоём месте, мне бы хотелось тишины и покоя, — сказала она.

— Да уж, не отказался бы, — ответил он.

— Я их отвлеку, — предложила она. — Надень свой плащ.

И прежде чем он успел произнести хоть слово, она воскликнула: "Ой, смотрите, лопотящий чвак!" и показала пальцем в окно. Все, кто её услышал, обернулись, а Гарри незаметно натянул на себя плащ и встал из-за стола.

Теперь он мог без помех двигаться по залу. Через два стола от себя он разглядел Джинни, она сидела, положив голову на плечо матери. У них ещё будет время, чтобы поговорить — попозже, будут часы, дни, а может быть, и годы. Он видел Невилла, который ел, окружённый кучкой восторженных почитателей, а меч Гриффиндора лежал возле его тарелки. Двигаясь по проходу между столами, Гарри заметил всех трёх Малфоев, они жались друг к другу, кажется, не вполне уверенные, можно ли им здесь находиться, но никто не обращал на них внимания. Куда бы он ни посмотрел, всюду видел воссоединившиеся семьи, и наконец нашёл тех двоих, к кому он стремился больше всего на свете.