Дары Пандоры - [14]

Никто больше не видел тех отобранных для секретной миссии гениев. Они остались во втором дивизионе, на скамейке запасных, заняли второй ряд. Только Кэролайн Колдуэлл может спасти нас! Боже, черт тебя побери, помоги нам.

– Вы притащили меня сюда не для того, чтобы я была объективной, – напомнила Джустин своей начальнице, удивившись, что голос ее не становится тише. – Вы взяли меня, потому что вам нужны психологические оценки в дополнение к сырым данным, полученным из вашего собственного исследования. Если же я цель, то я бесполезна. Я думала, что весь смысл был в моем взаимодействии с детской психикой.

Колдуэлл уклончиво покачала головой и сжала губы. Она каждый день использует помаду для создания хорошего впечатления, несмотря на ее дефицит; создает позитивный настрой в мире. В возрасте ржавчины она остается нержавеющей сталью.

– Взаимодействие? – говорит она. – С ним все в порядке, Хелен. Я говорю о том, что за его пределами. – Она кивает на стопку бумаг, сложенных на рабочем столе, рядом с чашками Петри и коробками для слайдов. – Тот лист, что наверху. Это обычные копии запросов в Маяк, что вы отправляли. Вы хотели, чтобы они ввели мораторий на физические испытания объектов.

Нет смысла спорить.

– Я просила вас отправить меня домой, – говорит Джустин. – Семь раз, по разным причинам. Вы отказали.

– Вас привезли сюда для выполнения определенной работы, которая все еще не сделана. Поэтому я предпочитаю не разрывать с вами контракт.

– В этом случае вам придется смириться с последствиями, – говорит Джустин. – Если бы я вернулась в Маяк, возможно, мне удалось бы найти другой способ. Если же вы оставляете меня здесь, вам остается только терпеть небольшие неудобства в лице меня, имеющей совесть.

Губы Колдуэлл сузились в одну тонкую линию. Она дотрагивается до лезвия и передвигает его так, чтобы оно было параллельно краю стола.

– Нет, – говорит она, – дело не в этом. Я определяю программу, и вы играете в ней определенную роль. И эта роль до сих пор очень важна, поэтому мы сейчас разговариваем. Я обеспокоена, Хелен. Вы, кажется, совершили фундаментальную ошибку, осудив нас, и пока вы ее не исправите, она будет заражать все ваши исследования. Вы станете не просто бесполезной, вы превратитесь в обузу.

Фундаментальная ошибка. Джустин искренне сомневается в том, что Колдуэлл сама не совершает их, но торговаться сейчас бессмысленно.

– Разве не очевидно для вас, – говорит она вместо этого, – что детская психика находится в человеческих рамках. Более того, она почти точь-в-точь ее повторяет.

– Это ваш отчет?

– Нет, Кэролайн. Это мои наблюдения. Видимые. Эмоциональные. Ассоциативные. Рабочие.

Колдуэлл пожимает плечами:

– Ну, в рабочие наблюдения нужно включить их первоклассные рефлексы. Те, кто испытывает неутолимый голод при одном запахе человеческой плоти, не совсем вписываются в пределы нормальных человеческих параметров, не так ли?

– Вы понимаете, о чем я.

– Да. А вы знаете, что не правы. – Колдуэлл не повысила голос и не выказала никаких признаков злобы, или раздражения, или разочарования. Она, как учитель, подвергла лепет ученика логической критике, дабы исправить его и пойти дальше по программе. – Испытуемые не люди, они – голодные. Отлично обученные голодные. Тот факт, что они умеют разговаривать, заставляет нас сопереживать им, и это делает их гораздо опасней обычных голодных, с которыми мы, как правило, сталкиваемся. Держать их здесь, внутри периметра, уже риск – вот почему нас отправили так далеко от Маяка. Но информация, которую мы собираемся получить, с лихвой покроет все риски. Она оправдает все.

Джустин засмеялась – тяжелые комки воздуха, с трудом вырывающиеся из груди. Это должно быть сказано. Без этого никуда.

– Вы разрезали двух детей, Кэролайн. И сделали это без наркоза.

– Они не реагируют на анестезию. Клетки их мозга имеют такую крошечную липидную фракцию, что альвеолярные концентрации никогда не пересекают порог их чувствительности. Это само по себе должно сказать вам, что онтологический статус испытуемых находится под сомнением.

– Ты разрезала детей! – повторила Джустин. – Боже мой, ты как злая ведьма в сказке. Я знаю, что у тебя есть разрешение. Ты уже разрезала семерых, да? Еще до того, как привезли меня. До того, как ты вызвала меня сюда. А остановилась, потому что не было изменений. Ничего нового ты уже не находила. Но теперь ты игнорируешь это и начинаешь снова. Так что да, я отправляла запросы в Маяк, надеялась, что там не все сошли с ума.

Джустин понимает, что говорит слишком громко и резко. В наступившей тишине она ждет слов «Вы уволены». Какое это будет облегчение. Все будет кончено. Она забудет все, как только ее отправят обратно в Маяк. Это станет проблемой кого-то другого. Конечно, она попытается спасти детей, если представится шанс, но их нельзя спасти от этого мира. Из него не убежишь.

– Я бы хотела тебе кое-что показать, – сказала Колдуэлл.

Джустин не ответила. Невидящим взглядом она наблюдала за Колдуэлл, которая пошла в другую часть лаборатории и вернулась со стеклянным аквариумом в руках, в котором была выращенная ею тканевая культура. Эта старшая, ей уже несколько лет. Аквариум, восемнадцать дюймов в длину, двенадцать в ширину и десять в высоту, весь заполнен плотной массой мелких темно-серых нитей. Сахарная вата со вкусом чумы, подумалось Джустин. Невозможно описать, на что похожа эта масса; источник ее терялся в токсичных пенах, исходивших от него.