Дары Пандоры - [15]

– Это все один организм, – сказала Колдуэлл с гордостью и, возможно, даже с извращенной привязанностью в голосе. И уточнила: – Теперь мы знаем, что это за организм. Нам наконец-то удалось это выяснить.

– Мне казалось, это довольно очевидно, – сказала Джустин.

Колдуэлл совсем не смущает сарказм.

– О, мы знали, что это грибок, – согласилась она. – Было предположение, что патоген голодных должен быть изначально или вирусом, или бактерией. Быстрое начало и несколько векторов инфекции, казалось, указывали в этом направлении. Но было и множество доказательств в пользу грибковой гипотезы. Если бы Катастрофа не произошла так быстро, организм был бы изолирован в течение нескольких дней.

Но… нам пришлось ждать. В хаосе тех первых недель многие данные были безвозвратно утеряны. Все тесты, делавшиеся на первых жертвах, были прекращены, когда эти жертвы начали нападать на врачей и ученых, пытавшихся разобраться, в чем дело. Распространение чумы по экспоненте убеждало нас, что такой сценарий будет разыгрываться снова и снова. Ученые, которые могли бы рассказать нам самое важное, были уже заражены.

Колдуэлл говорила сухим, безжизненным тоном лектора, но выражение ее лица менялось, когда она опускала глаза на то, что являлось ее Немезидой и одновременно смыслом всей ее жизни.

– Если выращивать патоген в сухой, стерильной среде, – говорила она, – он в конечном счете раскроет свою истинную природу. Но его рост протекает очень медленно. Удивительно медленно. У голодных лишь через несколько лет появляются первые признаки на коже – вздутые темно-серые вены или шершавые пятна. В аквариуме этот процесс еще медленней. Данному образцу двенадцать лет, и он еще молод. Половые признаки – спорангии или гимены – не сформировались. Вот почему заразиться можно только от укуса голодного или прямого контакта с ним. После двух десятилетий в сухой среде патоген так и не начинает процесс размножения. Он может делиться только в питательном растворе. В идеале – в человеческой крови.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросила Джустин. – Я читала литературу.

– Да, Хелен, – согласилась Колдуэлл, – но это я ее написала. И продолжаю писать. Благодаря тканям, взятым из хорошо сохранившихся голодных – одна из них перед тобой, – я смогла установить, что голодный патоген – это старый друг в новом костюме. Офиокордицепс однобокий.

Мы впервые столкнулись с этим паразитом у муравьев. Его поведение было ужасно. Тот документальный фильм останавливался на каждой зловещей детали.

То же делала и Колдуэлл, хотя никакой нужды в подробной детализации не было. Когда она впервые поняла, что голодный патоген – это мутировавший Кордицепс, она была настолько счастлива, что должна была поделиться открытием. Она уговорила Маяк утвердить образовательную программу для всего персонала базы. Они поделились в столовой на группы по двадцать человек в каждой, а Колдуэлл начала представление, включив вырезки из документального фильма Дэвида Аттенборо, вышедшего на экраны за двадцать лет до Катастрофы.

Прекрасно поставленный голос Аттенборо, как мед из английского загородного сада, описывал, с непонятным придыханием, как споры Офиокордицепса дремлют на лесной почве в условиях повышенной влажности, к примеру, в тропических лесах Южной Америки. Муравьи-листорезы подбирают их, не замечая, потому что споры липкие. Они прицепляются к нижней части грудной клетки или живота муравья. После присоединения окутывают муравья тонкими нитями и атакуют его нервную систему.

Гриб пожирает муравья.

На экране показывают муравьев в конвульсиях, тщетно пытающихся содрать с себя липкие споры быстрыми, судорожными взмахами ног. Не помогает. Споры уже проникли в тело, а нервная система наполняется множеством иноземных химических веществ, которые отлично заменяют собственные нейротрансмиттеры.

Гриб садится за руль, упирает педаль газа в пол и уводит муравья прочь. Заставляя его забираться так высоко, как он только может, – к листику на высоте пятидесяти футов над землей, в который он вгрызается своими челюстями.

Гриб проходит через все тело муравья и вырывается из головы – череп сжираемого изнутри насекомого начинает напоминать фаллический спорангий. Спорангий выплескивает наружу тысячи спор, которые разлетаются на мили, падая с большой высоты. Что, конечно, и является смыслом упражнения.

Тысячи видов Кордицепса, каждый из которых специалист по конкретному виду муравьев.

Но в какой-то момент Кордицепсы объединились, чтобы не быть такими привередами. Они перепрыгнули сначала видовой барьер, затем родовой, семейный, порядковый и, в конце концов, классовый. Они пробились на самый верх эволюционного дерева, предположив на мгновение, что у него тоже есть верхушка.

– Это, – сказала Колдуэлл, положив руку на запечатанную крышку аквариума, – это то, что в головах наших подопытных. В их мозгах. Когда вы заходите в класс, вы думаете, что говорите с детьми. Но это не так, Хелен. Вы говорите с тем, что убило детей.

– Я не верю в это, – сказала Джустин, покачивая головой.

– Я боюсь, не имеет значения, во что вы верите.

– Они проявляют поведенческие реакции, не имеющие никакого отношения к выживанию грибка.