Дары - [4]

Рука у него дернулась, как будто кто-то схватил ее сзади, и он ощутил острые края ножа, врезающиеся в стиснутые пальцы. Ему вспомнилось, как тек по его ногам змеиный яд и вместе с ним покидала его дурнота, перед глазами встало лицо Юлии в тот миг, когда она протянула ему нож… Он покачал головой молча — во рту у него так пересохло, что говорить он не мог.

Лицо Вертана исказила злость, потом оно снова разгладилось и стало добродушным.

— А ты не так глуп, каким кажешься, — сказал он. И, как ветер разгоняет столб дыма, его вдруг и след простыл, а там, где он только что стоял, лишь шелестела трава.

Ноги у Долла подкосились, и он плюхнулся в траву, несмотря на свой страх перед ней и ее обитателями. Так, съежившись, он просидел очень долго, почти не замечая ни голода, ни жажды, охваченный страхом, от которого кровь стыла в жилах.

Некоторое время спустя, когда страх немного притупился, он почувствовал под ладонью что-то влажное. Слишком обессиленный, чтобы отдернуть ее, он просто повернул голову. Деревянный нож, который он сжимал в левой руке, слегка ушел в почву. Во влажную почву, как он заметил только сейчас, — в лунках вокруг стеблей травы поблескивала вода.

Жажда мгновенно вернулась, безжалостная, как пламя, и он принялся копать землю ножом. Он видел воду, он чувствовал ее запах… и когда он вырыл ямку размером со сложенную ковшиком ладонь, то припал к ней и втянул губами набравшуюся в нее воду, в которой плавали сухие травинки и земля. Грязь он выплюнул, а воду — совсем каплю — жадно проглотил. Крошечный колодец вновь наполнился, он сделал еще один глоток. На этот раз грязи в рот попало меньше. И еще. И еще. И еще. Эти глотки были совсем маленькими, но каждый из них придавал ему силы.

Когда он напился так, что больше в него уже не влезало, то сел и снова оглядел сестренкин подарок. В его памяти вновь промелькнули все события, которые произошли с ним с тех пор, как он ушел из дома: нападение маленького народца, змеи, фантом, растаявший в воздухе, его жажда. Каждый раз эта маленькая деревяшка спасала его, но он не понимал — как. С виду что-то подобное на досуге мог выстругать из первой попавшейся под руку щепки любой мальчишка. Из него самого резчик был аховый, но он не раз видел подобные вещицы — маленьких деревянных зверюшек, людей, мечи. Насколько он знал — а сегодня собственные знания казались ему куда менее обширными, чем еще день назад, — ни одна из них не обладала магической силой. Значит… Его разум медленно, аккуратно ступил на неведомый ему ранее путь логики. Значит, этот нож не то, чем кажется. Он… он — нечто другое. Но что?

Солнце уже садилось за холмы. Он огляделся вокруг. Ни куда идти, ни как избежать опасностей, которые, как он теперь знал, населяли эти безобидные с виду луга, он не представлял. А если… если, подарок, благодаря которому он до сих пор живой, поможет ему найти дорогу?

Он снова склонился к крошечному колодцу, потом поднялся, держа нож, по своему обыкновению, в левой руке. Как объяснить, что ему нужно? Рука у него внезапно безо всякого его участия дернулась. Ему вдруг пришло в голову — а ведь в прошлые разы объяснять ножу ничего не понадобилось. Он вытянул руку ладонью вверх и разжал ее. Нож заерзал у него на ладони — он чуть было не уронил его в мимолетном приступе паники, — и его кончик указал в направлении, куда он сам пошел бы в последнюю очередь: вниз по склону, туда, откуда он пришел. К той опасной тропинке. Даже — если бы это пришло ему в голову — к дому.

Ему не хотелось идти в ту сторону. Ведь теперь с помощью ножа он точно может продолжить путь туда, куда ему хочется, к тем вон холмам. Возможно, там его поджидают новые опасности, но нож защитит его. Может быть, он даже его накормит.

Нож у него на ладони внезапно стал таким тяжелым, что Долл выронил его, и тот исчез в высокой траве.

Долл вскрикнул, от неожиданности и страха утратив дар речи, бросился на колени и принялся шарить между упругих стеблей. Все было напрасно. Он попытался взять обратно свои последние мысли, пообещал ножу всегда и во всем слушаться его указаний, лишь бы он вернулся.

«Всегда?»

Вопрос повис в воздухе, беззвучный, но звенящий в ушах у Долла, как удар молота по наковальне.

— Я был не прав, — пробормотал он вслух. — Это Юлия дала мне его, а она любила меня…

Порыв ветра примял траву у него над головой, в глаза полетела пыльца. Он отвернулся в сторону, чтобы проморгаться, и — пожалуйста! — обнаружил нож, лежавший на траве, которую он примял, сидя на ней. Он осторожно потянулся к нему, не уверенный, позволит ли ему нож прикоснуться к себе, и поднял его.

Он был ничуть не тяжелее прежнего. Все из того же обычного дерева. Он неподвижно лежал на ладони, и когда Долл встал, то лицо его было обращено в ту сторону, куда указал нож.

— Ну ладно, — сказал он. — Веди.

В желудке у него плескалось достаточно воды, дневной зной спал, солнце светило ему в спину, и он бодро шагал по склону. Теперь его ноги находили хорошую опору, где бы ни ступали, а ветерок, дующий в спину, овевал его прохладой, а не бил в лицо.

Когда уже почти смеркалось, он дошел до ручья, окаймленного деревьями. Не этот ли самый ручей он перешел вброд неподалеку от дома? В полумраке утверждать наверняка было сложно. Нож провел его между деревьями и вывел к плоской скале у воды, где он смог снова напиться вволю, и нашел точно специально для него приготовленные зеленые листья, которые, как он знал, можно было без опаски употребить в пищу. Он заснул на скале, с трех сторон охраняемый чистой проточной водой, и проснулся перед рассветом, замерзший и одеревенелый, но целый и невредимый, с ножом в руке.