Дарий Великий не в порядке - [41]

– Это дворец Дария Первого, – сказал Сухраб. – Дария Великого.

– Ого, – отозвался я.

Словарный запас меня подводил.

– Круто, правда? – сказала мама и обернулась ко входу. – А где папа?

– Рисует колонны.

– Сходи за ним, ладно? – Она заправила выбившуюся прядь обратно под бирюзовый головной платок, а потом помогла сделать то же самое своей маме. – Нам нужно держаться вместе.

– А как насчет Лале и Бабу?

– С ними все будет хорошо, – ответила мама.

Я побежал обратно ко входу и позвал отца.

– Мама говорит, что нам надо держаться вместе.

– Идет.

Но папа решил зарисовать и Ворота Всех Народов, так что мама наконец потеряла терпение и сама за ним пришла.

Она помахала рукой в направлении обступавшей нас толпы.

– Все подумают, что вы планируете устроить атаку с беспилотника, – прошептала она едким как уксус голосом.

Ширин Келлнер умеет при необходимости быть очень грозной.

– Извини, – отозвался отец и убрал блокнот обратно в сумку «Келлнер & Ньютон».

Папа знал, что лучше не спорить с мамой, если она уже перешла на уксусный тон.

Мы пошли за мамой, и отец несколько раз толкнул меня локтем в бок.

Я не понял, почему он так делает.

– Размеры впечатляют, да?

– Ага.

– Я так рад и благодарен судьбе, что ты это видишь.

– И я.

Папа почти улыбался мне.

Почти.

Возможно, он старался изо всех сил.

– Дариуш! – крикнул Сухраб, указывая вперед.

– Иду!

Персеполь представлял собой далеко не только древние развалины.

В зените своей славы этот город покрывал колоссальную площадь. Не такую, возможно, как Портленд с пригородами, но все же. Та часть, где мы находились, район самих развалин, или Трон Джамшида, была такой маленькой, что могла бы сравниться с районом, в котором мы жили в Портленде.

Сухраб вел меня по Ападане, главному дворцу этого комплекса построек. От него не так-то много осталось: несколько огромных колонн, даже выше, чем колонны Ворот Всех Народов; несколько богато украшенных лестниц, у которых явно было нарушено соотношение высоты и ширины; и группа каменных арок, чьи поля структурной целостности поддерживались на удивление хорошо в течение стольких тысячелетий.

Здесь пахло прогретой солнцем пылью (странно, но этот запах напомнил мне моменты, когда мама пылесосила дома), но нельзя было назвать это запахом старости или затхлости. Ветер с гор, окружавших Шираз, легонько обдувал Ападану, нежнее и спокойнее, чем это было доступно Танцующему Вентилятору в его земном существовании.

На фотографиях старые здания всегда выглядят белыми и гладкими. Но в реальности Персеполь был коричневым, грубым и далеким от идеала. Было в нем что-то волшебное: низкие стены, все, что осталось от какого-то древнего зала, и колонны, возвышавшиеся надо мной, как гиганты на древней спортплощадке.

По словам Сухраба, многие здания еще не были достроены, когда Александр Великий захватил Персеполь.

Александр Великий – это такой Трент Болджер Древней Персии.

Папа пришел в Ападану вслед за нами. Здесь он снова достал из сумки свой блокнот.

– Какие невероятные арки. – Отец указал на несколько огромных арок, которые были высотой примерно в четыре этажа.

– Да.

– Стивен, – сказал Сухраб. – Вам нравится архитектура?

– Это моя профессия, – ответил папа. – Я работаю архитектором.

Брови Сухраба подскочили вверх.

– Что, правда?

Папа кивнул и продолжил рисовать.

Мне хотелось спросить, напоминают ли ему эти руины поверхность планеты Вулкан, как мне.

Хотелось предложить ему погулять тут и всё изучить вместе со мной и Сухрабом.

Но я не знал, как это сделать.

Стивен Келлнер неотрывно смотрел на арки над нашими головами и кусал губу. Он потер страницу большим пальцем, чтобы изобразить тень, и продолжил делать набросок.

– Пойдем, – окликнул я Сухраба, и мы отошли от папы.

– Твой отец – архитектор?

– Да. Партнер в архитектурной фирме.

– Я как раз этим хочу заниматься. Когда-нибудь.

– Правда?

– Да. Хочу быть архитектором или инженером-строителем.

– Ничего себе.

Честно говоря, я не понимаю разницы между этими двумя профессиями.

Но вслух признаться в этом я не мог.

– Учиться надо будет много, конечно.

– Да. Это не так-то просто для бахаи.

– Да?

Вместо того чтобы подробнее об этом рассказать, Сухраб произнес:

– Пойдем, Дариуш. Тут есть еще что посмотреть.

Когда мы увидели Лале и Бабу, они стояли перед стеной.

Не обычной стеной. Как и всё в Персеполе, она была огромной, отличалась зеленовато-коричневым цветом штанов-карго и была украшена резьбой.

– А! Сухраб. Хорошо. Дариуш этого еще не видел, – сказал Бабу. – Подойди сюда, внучок.

Лале висла на ноге дедушки. Я положил руку поверх ее платка и легонько погладил ее. Лале вздохнула и перенесла свой вес с ноги Бабу на мою ногу.

Бабу кивнул на стену.

– Смотри.

Я вытянул шею, чтобы рассмотреть все детали.

Там был барельеф, вырезанный прямо в стене. На нем был изображен бородатый мужчина, сидящий на троне. В одной руке он держал посох, в другой – цветок гиацинта.

Возможно, он готовился к Наврузу. Люди нередко украшают гиацинтами свои хафт сины.

В камне борода мужчины выглядела так, будто она состояла из крупных каменных бусин, и в центре каждой просматривался маленький завиток, бесчисленные крошечные галактики из камня.