Дарий - [23]

Атосса подкупила лекаря, убедив его сказать Прексаспу, будто у царя небольшое помешательство рассудка и ему нужен покой.

На следующую встречу с Прексаспом Атосса отправилась одна.

Поскольку Прексасп не привык обсуждать серьезные дела с женщиной, даже если это супруга царя, беседы у них не получилось. Атосса держалась скованно, Прексасп был подозрителен и замкнут.

Атоссе пришлось уговорить Гаумату, чтобы он вместо «царя» выслушал очередной доклад Прексаспа.

Когда Атосса, немного выждав, пришла сообщить Прексаспу о самочувствии «царя», выяснилось, что Прексасп и Гаумата обсуждают не государственные дела, а делятся впечатлениями о странностях Бардии, который вдруг так сильно изменился. Вернее, больше говорил Прексасп, а Гаумата лишь поддерживал беседу.

Когда Прексасп ушел, Гаумата грубо накричал на Атоссу, возмущаясь, что та появилась некстати и не позволила ему выведать у Прексаспа то, что он хотел.

– Ах, я так беспокоюсь за царя! Ах, он не желает лечиться! Ах! Ах! – передразнил Атоссу Гаумата. – Кому нужны твои показные охи и ахи, дорогая? Думаешь, Прексасп настолько глуп, что не разберется, когда ты искренна, а когда притворяешься таковой?

Атосса тоже не осталась в долгу, обругав Гаумату последними словами, помянув при этом и Смердиса.

– Все, на что способен твой брат, это лишать невинности наивных глупышек в храме Астарты, – сказала царица. – В постели он бог, зато на троне – ничтожество!

Услышав их раздраженные голоса, в покои заглянул евнух из свиты царицы.

Гаумата в тот же миг склонился в низком поклоне перед Атоссой, которая сменила непристойные реплики на фразы хоть и гневные, но не режущие слух, якобы отчитывая Гаумату за какие-то провинности.

Такая двойная жизнь скоро стала Атоссе в тягость. По сути, все государственные дела и заботы по управлению обширным царским хозяйством лежали на ней и на Гаумате. Они вдвоем опекали Смердиса как маленького ребенка, постоянно следили, чтобы он при посторонних не сказал ничего несуразного либо не совершил поступка, недостойного царя.

У Атоссы оставалась надежда, что Смердис может проявить себя хотя бы на военном поприще, поскольку оружие и кони были его слабостью. Смердис не раз демонстрировал дворцовым стражникам свою меткость в стрельбе из лука, метал копье с такой силой, что пробивал насквозь медный щит с сорока шагов. В этом отношении Смердис ничем не отличался от Бардии.

Однако на ежегодном летнем военном смотре случилось непредвиденное.

Сначала любимый конь Бардии сбросил наземь Смердиса в присутствии его телохранителей. Смердис потребовал себе другую лошадь и выехал к войску верхом на ней. Затем, объезжая конные отряды, выстроившиеся на равнине, Смердис перепутал имена некоторых военачальников, иные и вовсе позабыл, ибо перед этим он для храбрости выпил вина, но явно превысил меру. Окружающие видели, что царь пьян, поэтому только усмехались украдкой. Но Гаумата заметил тем не менее, с какой пристальной подозрительностью взирают на царя некоторые из сатрапов. И особенно Гаумату встревожило то, как разглядывал Смердиса Прексасп.

Своими опасениями Гаумата сразу после военного смотра поделился с Атоссой.

– Конечно, необходимо время, чтобы Смердис постиг все премудрости царской власти, запомнил имена и лица всех друзей Бардии, осознал замыслы и научился мыслить, как мой умерший брат, – молвила Атосса. – Это будет трудный период в жизни Смердиса, но он должен преодолеть его с нашей помощью. Зато по прошествии нескольких месяцев, за которые Смердис как бы переродится в Бардию, наступит наконец спокойная жизнь и для него, и для нас с тобой.

– Если к тому времени Прексасп или кто-нибудь другой не разоблачит моего брата, – проворчал Гаумата. Он был настроен весьма скептически.

Понимая, что, пряча Смердиса от Прексаспа, они тем самым только усиливают его подозрения, Атосса и Гаумата были вынуждены возобновить встречи царя и патиакша[39]. Впрочем, на этих встречах непременно присутствовали Атосса либо Гаумата. В разговоре с Прексаспом Смердис теперь держался все более уверенно и уже довольно осмысленно рассуждал о разных государственных делах. Постепенно Смердис усваивал и привычки Бардии, которые были хорошо известны близко знавшим его людям.

Так прошел месяц.

В начале осени у Атоссы состоялся разговор с одной из царских наложниц – Фейдимой, дочерью Отаны.

Фейдима была дружна с Атоссой. Они иногда вместе коротали вечера, поскольку Атосса находила отдохновение от повседневных забот, только общаясь с Фейдимой. Фейдима и Атосса были одногодки, их взгляды на жизнь совпадали, им даже нравились мужчины одного и того же склада. Мягкая незлобивая Фейдима была очень приятной собеседницей, ее тонкий ироничный ум как бы возвышал дочь Отаны над окружающими. К советам Фейдимы Атосса всегда прислушивалась. Мнение подруги для Атоссы было неким эталоном непогрешимости. К тому же Фейдима обладала такой женственной красотой, которая неизменно притягивает мужчин и не менее приятна для женского глаза. Подруги Фейдимы неизменно находили какой-либо изъян в своей внешности, ставя себе в пример совершенство черт лица Фейдимы и безупречность ее фигуры.