Вопреки приказу Виктора Валентиновича, никто не тащил вошедшую в комнату за волосы и не подгонял пинками и затрещинами — она проскользнула в дверной проем сама, с величественной грацией хищника, уверенного в своей силе и никого не боящегося. А посланные за ней люди, здоровые сильные мужчины шли следом, держа почтительную дистанцию и ошеломленно глядя женщине в затылок.
— Ну надо же, а? — сказала Наташа, остановившись в шаге от трупа, и лениво, безадресно улыбнулась. — Как говорится, пришла на форум, а тут полный кворум! Витя, у тебя тут производственное совещание? Один кадр, смотрю, уже выговор получил? Кто такой?
Она вытянула ногу и носком туфли чуть повернула голову Шевцова, тут же тяжело мотнувшуюся обратно. Скривила свеженакрашенные губы и вытерла туфлю о волосы убитого там, где они не были испачканы кровью.
— Не припоминаю. Впрочем, наверняка такой же болван, как и прочие твои люди. Жаль, сие произошло в мое отсутствие. Созерцание ужасного возвеличивает душу. Что ж ты, Витя? Моих друзей пригласил, а меня обошел вниманием? Неужто я в опале?
Наташа чуть изогнулась, словно участница конкурса красоты, стоящая на сцене перед жюри. Ее длинное черное пальто было расстегнуто, серебристый брючный костюм тщательно отглажен, угольно-черные волосы лежали аккуратными завитками. Она выглядела идеально, и ничто в ее облике не вязалось с той безумной фурией, которая, сидя на перилах и хохоча, расстреливала бежавших по лестнице людей всего лишь пару часов назад.
Виктор Валентинович смотрел на нее во все глаза, лишившись дара речи. Она не имела ничего общего с Чистовой — ни по фотографии, ни по его представлениям. Это была Анна, та самая Анна — чувственная, желанная, неизмеримо притягательная — одна из тех редких женщин, из-за которых окончательно и бесповоротно можно потерять голову. Может, это ошибка? Может, она все-таки всего лишь сошла с ума?..
Наташа внимательно оглядела комнату, и все, кто встречался с ней взглядом, поспешно отводил глаза, испытывая странные ощущения, определения которым не существовало. В облике черноволосой женщины в комнату вошло нечто, и это нечто выглядывало из карих глаз, уже не таясь, — непонятное, необъяснимое и оттого особенно страшное. Баскаков сделал к ней шаг и нерешительно остановился. Он чувствовал, что все в комнате с нетерпением ждут, что он скажет и сделает, но совершенно растерялся. Злость и ненависть остались. Желание убить ее осталось. Желание использовать ее дар и привести наконец в исполнение все свои грандиозные планы осталось. Желание причинить ей дичайшую боль осталось. Желание обладать ею осталось. Желание дать ей все, что она захочет, осталось. И все это смешалось в невообразимых пропорциях и смешалось так, что отделить одно от другого было невозможно.
— Значит, ты и есть Чистова, — наконец тупо спросил он. Наташа возвела глаза к потолку.
— Батюшки! Знаешь, существует единственный порок, который мне ни за что не вытащить из человека — это глупость! — она медленно пошла в глубь комнаты, по пути равнодушно перешагнув через откинутую руку Шевцова. Подошва ее правой туфли попала в растекшуюся кровь, и дальше Наташа шла, печатая по бледно-голубому легкий красный след. — Ну, разумеется, я Чистова. Что, эта Чистова тебе не подходит? Ты ожидал увидеть несчастную дурочку в лохмотьях, с мольбертом подмышкой, с красками и пучком кисточек в руках? Возможно, я и была такой когда-то, но это было давно… — ее глаза затуманились. — Это было очень давно. Разве ты забыл, что существует время и населяющие его события, и человек так податлив для них, и в его душе столько пустот, которые могут наполняться отнюдь не кровью и вином?
Ее бархатистый, ностальгический голос вдруг стал резким, холодным и повелевающим.
— Но довольно сентенций и изумленных аханий! Я пришла по делу и, надеюсь, ты это понимаешь! Так что, оставь себе пару-тройку нукеров покрепче и понадежней, ежели опасаешься, а прочие пусть убираются! Или ты предпочитаешь массовость и зрелищность? Ну, не разочаруй меня. До сих пор я считала тебя мужиком неглупым.
Несколько секунд Баскаков смотрел на нее в упор, и Вите и Андрею, в отличие от Славы внимательно наблюдавших за происходящим, казалось, что сейчас он голыми руками свернет шею издевательски улыбавшейся ему женщины. Потом он с трудом оторвал от нее взгляд и отдал несколько коротких приказаний своим охранникам. Через минуту комната опустела — остались только Баскаков, Сканер, Тима, двое здоровенных парней, Наташа и сидящая на диване троица. Последним комнату покинул Шевцов, которого выволокли за ноги, протянув по полу влажный след, и дверь захлопнулась. В тот же момент Баскаков сильно ударил Наташу раскрытой ладонью по лицу. Хлопок прозвучал глухо, и на тронутой загаром щеке женщины расцвело красное пятно. Ее смех рассыпался по комнате, несмотря на плохую акустику заполнив ее до самого потолка.
— Можешь ударить еще раз, если хочется, — снисходительно сказала она. — Много раз — чтобы кровь, выбитые зубы, ошметки мяса, сломанные кости. Боль многогранна, дорогой. Я знаю все ее грани, и каждая из них притягательна по-своему.
