Дара - [39]

Я оказалась перед зеркалом — из рамы на меня бесцветными, мертвыми глазами таращилась какая-то старая карга. Я не понимала, кто это, да и это было мне безразлично — ничто не отозвалось в моем сознании на это зрелище. В чувство меня привел громкий стук в дверь. Я в ужасе кинулась к двери и быстро повернула ключ в замке.

Это был Владимир. Он пришел спросить, все ли у меня в порядке.

— Я слышал, Элмер уехал обратно на свою ферму, — громко сказал он. Не получая ответа, он еще сильнее постучал в дверь.

Я хотела что-то крикнуть ему в ответ, но мне это не удалось, потому что горло мое совсем пересохло и саднило. Когда он снова постучал, я хрипло проговорила:

— Я заболела. Принеси мне какой-нибудь еды и оставь под дверью.

Должно быть, несмотря на то, что я не говорила, а скорее, чуть слышно сипела, он разобрал мои слова, потому что сразу мне ответил:

— Если ты больна, будет лучше, если ты мне разрешишь войти.

Я вынула из двери ключ и приблизила губы к замочной скважине.

— Нет, я тебе не доверяю. Ты — бабник. В эту комнату не войдет ни один мужчина, кроме Элмера. Уходи. Это все ненужно. Лучше принеси поесть.

Я вернулась в кровать и какое-то время лежала, слушая, как он призывает меня впустить его внутрь. Наконец послышался звук его удаляющихся шагов. Через некоторое время в дверь снова постучали. Это вернулся Владимир.

— Дара, ты меня слышишь? Я принес тебе пирог с мясом, фрукты и пиво.

Я подошла к двери.

— Спасибо, а теперь — уходи. Мне будет лучше, если ты уйдешь.

— Ты уверена? — с сомнением спросил он.

— Уверена, — слабо ответила я, прислонившись к двери, чтобы не упасть.

Когда я услышала, как он вышел из дома, я забрала оставленные им пищу и питье. Перекусив, я почувствовала себя немного лучше: причесала волосы, умылась и оделась потеплее, потому что, хотя я и не чувствовала холода, меня начало трясти в ознобе. Я только поставила на огонь воду, чтобы приготовить себе чашку кофе, как снова послышался стук в дверь. Нервы мои были напряжены, я готова была взорваться от малейшего раздражителя и истерически выкрикнула:

— Ради всего святого, Владимир, оставь меня в покое!

— Это не Владимир, — послышался из-за двери негромкий голос. — Это доктор Шеппард. Можно мне с вами поговорить? Если вам не хочется, чтобы я входил, вы можете говорить через замочную скважину.

Положение становилось забавным. Представив себе, как мы будем с серьезным видом беседовать сквозь замочную скважину, я невольно хихикнула. Остановиться я уже не могла, и хихиканье переросло в приступ истерического хохота. Я упала на пол и, ослепнув от слез, каталась по комнате не в силах прекратить этот припадок жутковатого веселья, заходясь истерическим визгом и задыхаясь от смеха.

Наконец болезненное возбуждение стихло, я встала на ноги и, подойдя к двери, крикнула, стараясь перекрыть грохот, вызванный бешеным стуком в дверь:

— Не нужно так стучать! Я выйду к вам через минуту!

Наскоро поправив прическу и выпив стакан воды, я снова подошла к двери.

— Доктор Шеппард, там рядом с вами нет Владимира? Если вы меня обманете, я никогда больше не поверю ни одному вашему слову.

За дверью послышался какой-то шепот. Потом доктор сказал:

— Да, Владимир здесь, но он говорит, что готов уйти, если вы этого хотите.

Я ничего не ответила. Послышался звук удаляющихся шагов.

— Все, Владимир ушел. Теперь здесь никого, кроме меня, нет.

Отперев дверь, я распахнула ее и спокойно сказала:

— Прошу вас, входите, доктор. Не хотите чашечку кофе?

Если доктор и был поражен внезапной переменой в моей внешности, он ничем не дал мне этого понять, если не считать долгого, изучающего взгляда, которым он окинул меня, проходя через комнату к столу. Он пододвинул себе табурет и сел. Устроившись поудобнее, он положил локти на стол и сказал:

— Благодарю вас. Я в самом деле с удовольствием выпил бы чашечку кофе.

Когда кофе был готов и мы оба пригубили крепкий, горячий напиток, он сказал мне тем же негромким, спокойным голосом, которым он благодарил меня за кофе:

— Дара, посмотрите на меня. — Поймав мой застывший взгляд, он продолжил: — Дорогая моя, вы пережили сильнейшее потрясение. Я вам очень сочувствую — слишком хорошо понимаю, что вы сейчас чувствуете, потеряв любимого человека. Если вы хотите рассказать мне об этом, я выслушаю вас и постараюсь воспринять ваши слова не умом, а сердцем. Если же вам не хочется об этом говорить, то побеседуем о другом.

— О чем же? — спросила я.

— О вашем будущем, милая моя. Жизнь продолжает идти своим чередом, не спрашивая нас, нравится она нам или нет. Не можете же вы запереться в этой комнате и киснуть здесь всю оставшуюся жизнь. Только время способно исцелить разбитое сердце. На те долгие дни, а может быть, и месяцы, пока боль не отпустит вас, будет лучше, если вы займете свои мысли какой-нибудь работой, которая сможет вас хоть немного заинтересовать и отвлечь ваше внимание.

— Работа? Какая для меня может найтись работа? — с отчаянием в голосе сказала я. — До сих пор мне в жизни приходилось выполнять только два дела: доить коров и ублажать мужчин. Не думаю, что какая-нибудь из этих профессий способна меня сильно «заинтересовать и отвлечь мое внимание».