Дар змеи - [50]

Голос ее был непоколебим, как утес.

— Неужто ты и в самом деле откажешь мне в нескольких днях с Диной? Даже если это может стоить жизни твоему сыну?

— Мы справимся сами! — твердо ответила мать. — Мы всегда справлялись.

Внезапно что-то коснулось моей руки.

— Извините, могу я подавать…

Я испуганно обернулась. Кувшин выскользнул у меня из рук, и даже если б я пыталась поймать его, было слишком поздно. Крах! Дзинь! Звон раскатился громко, словно удар молнии, и осколки стекла разлетелись во все стороны. Девица в белом фартуке ошеломленно зажала руками рот. Мама и Сецуан — оба смотрели на нас. И я знала, что им известно! Я слышала все…

— Не пора ли подавать главное блюдо, гвоздь обеда? — спросила девица.

— Нет! — ответила мать. — Нам больше не надо! Идем, Дина!

Она молчала всю дорогу. И я не смела сказать ей ни слова. Только когда в конце пути показались белые постройки Заведения, я осмелилась открыть рот.

— Матушка!

— Да?

— Мы не могли бы… я имею в виду, дать ему эти несколько дней? А вдруг это и вправду спасет Давина и Нико?

Она круто остановилась.

— Неужто тебе не ясно, что он хочет сделать с тобой?

Я покачала головой:

— Он говорил — он хочет узнать меня.

— Дина! Никогда не полагайся на него. Он надеется, что у тебя есть дар. Дар Змеи! Он хочет, чтобы ты стала чернокнижницей, как он.

— Ты говорила, что этого дара у меня нет!

— Я так и думаю: его у тебя нет! Но… он твой отец. Это… возможно! Коли он пожелает, он пробудит Дар Змеи в тебе. И тогда… Дина, я просто не выдержу, если ты станешь, как он.

Род Змеи! Змеиное отродье! Змееныш! Я была уверена в том, что я сама смогу выдержать все это. Сама.

Заключить сделку с дьяволом…

В тот вечер матушка долго не засыпала. Я знала это, потому что и сама бодрствовала в ожидании. Она то и дело поворачивалась с боку на бок, да так, что нары скрипели. Но наконец все стихло, и, когда я осторожно свесила голову через край своей постели и поглядела на ее нары, она лежала, натянув перинку под подбородок, и спала.

Как раз сейчас было бы кстати умение передвигаться бесшумно, подобно Сецуану. Скользнуть с места, как змея, а не спускаться с нар медленно и осторожно, дюйм за дюймом, и ступать по скрипучим половицам.

Само собой, в переполненной горнице было темно, но ставни открыты, чтобы дать нам хотя бы немного воздуха. За окном висел в небесах летний месяц, гигантский и золотисто-желтый. Свет его, падая через окно, освещал то руку, то ногу, то складку перины и все то, что в ту минуту вообще высовывалось из коек. Мне не понадобилось одеваться. Заведение не тратилось на ночное белье, так что спали там в сером или вообще голышом. Я зашнуровала только лиф платья и шмыгнула к двери.

— Дина?

Я вздрогнула. Материнский голос был невнятный и сонный, она не совсем проснулась.

— Мне надо только по маленькому, — прошептала я.

Она ничего больше не сказала. Думаю, она заснула.

Я отворила дверь и прокралась на галерею.

Караульного у ворот Заведения не было, и если даже двое надзирателей совершали время от времени обход, то наверняка только для того, чтобы кто-нибудь не прокрался в кухню — тайком заморить червячка. От них было нетрудно спрятаться за конторой, переждать, а потом выбраться в спящий город.

Улицы были пустынны. Золотисто-бледный свет месяца падал, озаряя булыжник мостовой, темный и блестящий от ночной сырости. Идти посреди мостовой было бы слишком неосторожно, так что я держалась в тени стен домов.

Эта ночная прогулка была мне совсем не в радость. Судороги то сводили живот и грудь, то отпускали, и накатывала такая слабость, что казалось, будто я не смогу хорошенько вздохнуть. Это напоминало тот случай, когда я влезла чуть ли не на вершину дерева у пруда и не решалась спрыгнуть оттуда. И теперь я чувствовала себя так, что была бы готова слезть, если все, что я делала сейчас, не было бы ради Давина. «А ты молодец! — крикнул он тогда. — Давай прыгай, Дина!»[11]

И я спрыгнула так, что у меня защемило в животе и засвистело в ушах. Потом он ужасно гордился мной и хвастался старшему Мельникову сыну[12]. Но тем «прыжком», что я вот-вот совершу сейчас, никто не стал бы гордиться. Уж, во всяком случае, не матушка. Она была бы вне себя, если бы узнала, куда я собралась.

Постоялый двор «Золотой Лебедь» находился на противоположном конце города, далеко от Заведения, и все же можно было не выходить за городские стены. Я постаралась приметить дорогу, когда возвращалась в Заведение вместе с матерью.

Но когда я добралась до постоялого двора, там было уже темно и все заперто, как и повсюду в городе. Солидные ворота закрывали путь на двор, а я стояла и растерянно глядела на них. Я ведь представляла себе, что Сецуан будет стоять тут в ожидании и примет меня… Но, само собой, его там не было.

Я осторожно постучала в ворота. Никакого ответа, даже когда я постучала немного громче.

— Эй! — попробовала крикнуть я. — Можно войти?

Но в ответ лишь тишина. Похоже, там, за красивыми, выкрашенными в белый цвет ставнями все спали. Я направилась вдоль стен, чтобы поглядеть, нельзя ли войти где-нибудь в другом месте.

И такое место каким-то образом нашлось. Высокий каштан рос как раз у самой стены, окружавшей фруктовый сад. И я взобралась на него не как белка или Давин, но было уж рукой подать до самой высокой большой ветки, по которой можно перебраться через стену в сад.