Дар случайный - [4]

Завгороднев сел, тоскливо глотнул еще полстакана отвратительно теплой воды, плеснул прямо через грязную майку себе на грудь. Жаль, что не Грунин клин ему довелось проходить, там, по крайней мере, искупаться в пруду можно было бы!

Ему послышалось, что где-то тарахтит мотоцикл, и Борис немного позавидовал человеку, который сейчас мчит через степь, обдуваемый свежим ветром. Он встал, подумал немного и вылил несколько стаканов теплой воды на всклокоченные, слипшиеся от пота волосы.

Тем временем тарахтение мотоцикла слышалось все ближе и вот уже из-за лесополосы показался "Ковровец" с коляской. "Ковровец" был только у его свата, у остальных давно уже были "Днепры" или "Явы", и только Игумнов не обзаводился новым мотоциклом, хотя и возился со своим "Ковровцем" каждую зиму.

Васька Игумнов подкатил к натянутому на шестах брезенту и крикнул, снимая шлем:

- Загораешь?

- Шкив полетел, - хмуро сказал Борис. - А "летучка" где-то застряла. Жди вот!

- Не дождешься, - заверил его Игумнов. - "Летучка" сейчас на Алимо-Любимовку пошла, там Ванька Гаранин на своем "Кировце" с моста улетел.

- Пьяный? - приличия ради спросил Завгороднев.

- Трезвый что ли? - удивился сват. - А я вот думаю, дай заеду, посмотрю, как там Борька. А ты загораешь. Поехали, искупаемся?

- А вдруг шкив привезут? - засомневался Борис.

- Не привезут, - успокоил сват. - Поехали, Борь. Тут всего-то три километра. Погляди на себя, ты уже солью пошел, нос даже белый!

Завгороднев подошел к мотоциклу, откинул чехол и полез в коляску. Игумнов дрыгнул ногой. Мотор завелся, что называется, с пол-оборота. Игумнов вырулил на еле заметную двойную полоску степной дороги и прибавил газу.

- Я тебе точно говорю, - проорал он, - они там до вечера провозятся! Там кран нужен! Ванька ухитрился в самую балочку загреметь! Не вытащить им "Кировец" без крана!

- Ага! - ответно крикнул Борис, с наслаждением подставляя лицо встречному ветру. Хоть и теплый он был, зараза, но все лучше, чем застоявшийся зной на точке.

Вода была теплой, как в бочке. Однако едва Борис вылез на берег, как тело охватила долгожданная прохлада. Он постоял немного и снова бросился в мутноватую серую воду, саженками махнул на середину, нырнул в глубину, где били ледяные ключи, глотнул холодной воды и вынырнул, судорожно кашляя. Лег на спину и не торопясь поплыл к берегу.

Сват уже хлопотал возле разостланного байкового одеяла с рыжими подпалинами от утюга. На импровизированном столе стояла поллитровка "Пшеничной", серел крупно нарезанный хлеб, красные помидоры лежали вперемешку с желтыми стручками перца и зелеными огурцами. Игумнов на газетке пластовал сало. Сало у свата было знаменитое - с тремя мясными прожилочками, фамильный, можно сказать, продукт Игумновых, хоть и слегка оплывший на солнце. Борис взял бутылку в руки. Бутылка была прохладная, видно, в холодильнике сват ее держал и нагреться она еще не успела. Завгороднев разлил по половинке стакана, заткнул бутылку смятым хлебным мякишем.

- Ну, будем, Васек! - сказал он, звонко чокаясь стаканом о стакан Игумнова.

Как это бывает, водка сразу настроила обоих на философский лад. Игумнов положил несколько ломтиков сала на кусок хлеба, надрезал помидор и посолил крупной серой солью, откусил малость и задумчиво задвигал челюстями.

- А ведь посадят Ваньку, - предположил он. - Я сам видел, от кабины хрен да маленько осталось.

Борис лег, одернув длинные черные трусы, из тех, что называют "семейными", и беззаботно махнул рукой:

- Да ему не впервой. Помнишь, как он года три назад с плотины Макаровского пруда "ДТ" на дно пустил? А там глубина не дай Бог! И что ему за то было? Да ни хрена. У него детей шестеро. Кто же его сажать будет? Ну что, Васек, еще по одной?

- Давай, - сразу же согласился сват. - Между первой и второй промежуток небольшой.

- Муха не пролетит, - подтвердил Завгороднев, вновь разливая водку по стаканам.

Выпили. Помолчали, обстоятельно закусывая.

- Генка Полоз из тюрьмы пришел, - сообщил Игумнов. - Скрюченный весь, прям старик. Все пальцы в наколках. А хорохорится, сучок, я, говорит, в законе!

- Там таких законников полно, - безразлично сказал Завгороднев. - Около параши ночуют.

- Сядет скоро, - убежденно сказал Василий. - Я таких вижу. Работать он не пойдет, а через год сопрет где-нибудь в глубинке из магазина коробку "Шипра", нажрется, тут его и повяжут.

- Может быть, - глядя в выцветшие небеса, лениво сказал Завгороднев. Ты одну взял?

- Ну, Борька, даешь! - восхитился сват. - Когда это мы одной обходились?

Помолчали.

- Знаешь, - Завгороднев сел, достал из черной игумновской сумки вторую бутылку и ловко открыл ее. - Я вот все думаю, зачем я живу? Смысл от меня какой-то должен быть? Ну, не может такого быть, чтобы я рожден был небо коптить, с комбайна до седьмого пота не слазить, а в свободное время горькой давиться. Должен быть смысл! Иначе чем мы, скажем, от коров отличаемся? Тем, что молока не даем?

Сват встревоженно посмотрел на него.

- Ну, Борисок, ты опять на своего конька сел, - сказал он, отнимая у Завгороднева бутылку и ловко разливая водку по стаканам. - От таких мыслей свихнуться можно. Ты, братан, не думай. Человек рожден, чтобы жить. А все эти искания, они, брат, от лукавого. Давай! - он поднял стакан.