Дар шаха - [4]

– Думаете, мне следует поторопиться? – Полковник подергал ус. – Когда я уходил от нее, к ним в дом какой-то долговязый штафирка в гимнастерке заявился…

– Петр Шестов, наверное. Недоучившийся археолог, романтик, анархист. Прибыл в Персию в надежде раскапывать Персеполь. А пока служит на железнодорожном вокзале и в нашей богадельне подрабатывает, за стариками ухаживает.

– Вот за стариками пусть и ухаживает, – с угрозой разрешил полковник.

– Владимир Платонович, привыкайте. Рядом с Еленой Васильевной даже трухлявый боров Джордж Стефанополус, и тот на дыбы встает.

Туров в очередной раз отхлебнул ирландского зелья, поднял на Александра слегка осоловевший взгляд:

– Саша, если честно, я сам до сих пор не могу понять, как она мне свое согласие дала, когда вы рядом.

Сатиновый бешмет полковника потемнел под мышками, на блюдах кисли в йогурте недоеденные куски жирной баранины, корчились тонкие лепешки лаваша, желтел рассыпчатый соленый сыр, тускнели арбузные ломти. По-прежнему не поднимая глаз от сигареты, Александр ответил:

– Владимир Платонович, на мой счет можете не беспокоиться. Елена Васильевна никогда не обращала на меня ни малейшего внимания, да и я никогда не смел даже помыслить в этом направлении. Последнее, что я собираюсь сделать, – это завести семью.

Полковник поморгал, сконфуженно уткнулся в стакан.

– Да-да, это я, конечно, глупость сморозил. Просто, Елена Васильевна мне так дорога, что невольно кажется, будто все вокруг должны испытывать те же чувства. Но я понимаю, понимаю. Вы, Саша, всегда были выше всякого там семейного благополучия.

– Да не выше я, Владимир Платонович, не выше! – Раздраженно смахнул упавший на рукав пепел. – Просто какой смысл, когда все вокруг летит в тартарары?

– Это вы меня не спрашивайте. Когда любишь – ясно, какой смысл. – Полковник потянулся. – Эх, Саша, а помните нашу жизнь в Реште? Как азерских и турецких ханов мирили? А свадьбы их? Эти ханы, разбойники, прошлой весной в Саудж-Булаке подстерегли нашего финна Ияса, «заведывающего» противочумной охраной. Не посмотрели, что он у них на свадьбе почетным гостем был, отрубили дорогому кунаку голову и на пику нацепили. – Туров перекрестился, вдохнул так, что заскрипели пуговицы бешмета, и мужественно одолел еще полстакана проклятого виски. – Золотое было время!

– Помню, конечно. И холерных в коридорах помню, и тифозных, и от испанского гриппа перемерших, и голод, и бандитизм, и нападения на госпиталь.

– Сашенька, я вам как родному скажу: вы прекрасный врач и большой молодец. Как вы за чумными ухаживали – тут мужества больше требуется, чем в турок стрелять! И правильно вы в Тегеран перебрались. – Воронин поморщился, но полковник не уступил. – Шутка ли, самого шаха лечить! Но вы обязаны использовать свое влияние, защитить интересы России. Вашу жизнь в конце концов.

Александр аккуратно затушил окурок, откинулся на стуле.

– Владимир Платонович, в Тегеране только один человек бессильнее и безвольнее, чем Ахмад-шах. Это я.

Александр Воронин добрался до Тегерана после закрытия госпиталя полтора года назад. С тех пор выпускник Гейдельбергского университета ставит клизмы пухлому султану, в свободное время изучает фарси, фотографирует живописный Большой базар, пробует осилить «Шахнаме» в оригинале и пьет в ресторане отеля «Кларидж» виски «Сингл молт» с содовой. Ему уже стукнуло тридцать, и немногие оставшиеся годы он собирается прожить именно так.

Было уже далеко за полночь, когда полковник с некоторым трудом поднялся, нетвердым движением расправил усы, надел черкеску, подпоясался и прицепил шашку к портупее. Переночевать на диване отказался: утром его ждут дела в казачьих бараках цитадели. Воронин проводил гостя до ворот. Светила луна, но узкая тегеранская улочка тонула в тени садовых оград.

– Вы денщика отпустили? Давайте я пошлю Савелия за извозчиком или провожу вас. Владимир Платонович, в городе военное положение, неспокойно.

– Военное положение – это для офицера самое естественное положение. После Тебриза и Решта Тегеран Летним садом кажется. Я с удовольствием прогуляюсь, заодно проветрюсь. А вы все-таки похлопочите перед шахом о жалованье моим казакам.

– Вы же знаете, я ради вас все, что могу, сделаю. Возьмите с собой фонарь.

– Сашенька, храни тебя Господь. Скоро свидимся.

Туров крепко сжал Александра, троекратно поцеловал, обдав запахом выпитого виски. Приязнь этого славного, цельного и верного человека была простой, как тепло шинели холодной ночью, как кусок хлеба в голодный год. С растроганной улыбкой Воронин проводил друга взглядом. Захлопнул скрипучие створки железных ворот, вдел в проушины толстую цепь, навесил тяжелый замок и запер на два оборота. Цокающее эхо шагов попрыгало между каменными стенами и затихло. Мирно журчал садовый фонтанчик, сквозь листву уютно светили окошки флигеля. Выпитый виски растекался по венам и примирял даже с решением Елены Васильевны.

Он ведь сказал Турову чистую правду – он в самом деле не собирался к ней свататься. Елена Васильевна оказалась не только красавицей, но и умницей. Все поняла и сделала правильный выбор. И к лучшему, теперь все окончательно разрешилось.