Дар милосердия - [86]

— Ну как? Нравится? — спросил он, поворачиваясь к Линде.

— А это точно не опасно? — встревожилась она. — Ведь знак…

— Знак для дураков, которые не смыслят ни черта в расписании полетов, — перебил ее Бретт. — К взлету готова только та, что в котловане, а старт дадут не раньше Утильной пятницы. К слову, это летающая тюрьма.

— Если она вдруг стартует, нам точно не поздоровится. Верно, Марк?

— Даже косточек не останется. Но мы явились сюда не затем, чтобы обсуждать корабли. — Бретт потянулся и обнял девушку за плечи.

Она придвинулась ближе, подставив для поцелуя влажные прохладные губы. В лунном свете бледнел овал девичьего лица. Яблони цвели буйным цветом и апрель постепенно сменился июнем. На душе у Бретта стало легко и спокойно, он ощутил себя счастливым и желанным…

Пальцы потянулись к бретельке платья, но неожиданно замерли. Как Бретт ни старался, руки не слушались.

Он заглянул в залитое бледным светом лицо Линды. Ее глаза лучились ярче прежнего, а из самых глубин на него взирали отражающиеся звезды. Бретта переполняла нежность пополам со злостью — злостью от того, что с этой девушкой нельзя поступить так, как с другими.

К ней тянуло совершенно иначе, без тени обычной похоти. Как ни пытался Бретт осмыслить происходящее, ему это не удавалось, оно лежало за гранью понимания.

Он наклонился и снова поцеловал Линду, испытывая небывалое умиротворение, словно попал в зачарованный край, наполненный вкусом влажных губ и тонким ароматом духов. Оторвавшись от девушки, Бретт взглянул по сторонам и узрел новую красоту: примитивную красоту земли, неба и звезд.

Ну хватит! Еще один поцелуй — и он начнет говорить вещи, о которых утром пожалеет. Но если не уехать, поцелуй неминуем. Бретт был человеком практичным и сразу завел мотор. «Сенека» откликнулась глухим рокотом, вспыхнувшие фары выхватили из мрака фюзеляж летающей тюрьмы.

— Катим дальше? — спросил Бретт, выпуская девушку из объятий.

Лучистые глаза смотрели, не мигая, и он снова разглядел в их глубинах искорки звезд. Смеющиеся искорки. Линда словно прочла его мысли и разгадала причину внезапного бегства. Но вслух сказала только: «С удовольствием».

Заснул Бретт с мыслями о Линде, проснулся тоже. Девушка не шла из головы всю дорогу на работу. Ее облик преследовал его в кондиционированном помещении аппаратной, насмешливые глаза следили, как он усаживается перед шестью мониторами, отвечающими за печи с сороковой по сорок пятую.

— Сороковая готова, — сообщил 0400–0800, запахивая ветровку. — Образец на месте… Как поживает твоя машина?

— Прекрасно, — откликнулся Бретт. — Как твоя?

— Лучше не бывает. До встречи.

Бретт закурил и выпустил дым в воображаемое лицо Линды. Потом увеличил изображение шахты на сороковом экране, наблюдая, как бело-голубая лава льется в трехсоттонный ковш. Пальцы безошибочно скользили по лабиринту кнопок на приборной панели. Бретт сунулся было активировать подачу известняка на втором погрузчике, но склад задерживал лом. Пришлось звонить, чтобы поторопились.

Отзвонились из шахты.

— Сорок пятую запускаем в эту смену? — спросил Чех.

Бретт покосился на расписание выпуска.

— Нет.

— Это радует, — хмыкнул Чех. — Как твоя «Сенека»?

— Замечательно. А твоя?

— Цветет и пахнет.

Тут Бретт кое-что вспомнил.

— Где тебя вчера носило? Почему пропустил Проповедь?

— Вызвали к Финепископу, — пояснил Чех. — Представляешь, там забыли провести десять моих последних платежей и чуть не закрыли кредит. Благо, я им втолковал, что к чему. Потом проверили: да, их ошибка. Работнички! Как тебе «Синяя птица»?

— Улет!

— Брать собираешься?

— Естественно! Что за вопросы вообще?!

— Не злись, это я так.

— Никто и не злится!

Трясущимися руками Бретт швырнул трубку на рычаг. Мысли о Линде оттеснили «Синюю птицу» на второй план, но теперь образ машины снова встал перед глазами, маня и терзая сильнее прежнего. Если не сменить «Четыре миллиона» до Утильной пятницы, то, считай, ты пария, отверженный. Не было писанного закона, обязующего каждый год сдавать машины в утиль, но его с лихвой восполняло презрение на лицах счастливых собственников, словно говорящее «ты не достоин, твое место с пешеходами, этими нищими «белыми воротничками», которые за всю жизнь не наскребут даже на первый взнос».

Мысли вдруг перекинулись на Линду. Чем его зацепила эта плебейка? Что в ней такого, чего нет в других? Бретт не понимал, но четко знал одно — он снова хочет ее видеть, испытать тот блаженный покой и всепоглощающую страсть, что возникают в ее присутствии.

Со склада, наконец, доставили лом, и Бретт запустил второй погрузчик с первой вагонеткой. Сам процесс запуска всегда радовал глаз. Приятно наблюдать, как спрессованные останки прошлогодних машин бесцеремонно сбрасываются в раскаленный зев печи и превращаются там в бесформенных розоватых призраков, пока не растекаются презренной массой расплавленного металла.

Скоро придет черед и моделей «Четыре миллиона». Уже вот-вот. Складские запасы почти на нуле, а жерла печей все требуют новой подпитки.

Залюбовавшись погрузчиком, Бретт начисто позабыл и о Линде, и о «Синей птице», но когда в кипящей бездне сгинула последняя партия лома, душевные терзания вернулись. Неожиданно обе проблемы слились в одну, и в голове стало вырисовываться решение.