Дао Винни-Пуха - [26]
Хорошо известно, что храбрость одного воина может вдохновить на победу многотысячную армию. Но если на это способен человек, поставивший перед собой небольшую задачу, то неизмеримо больше может сделать тот, кто стремится к великой цели.
(Аплодисменты.) Тост! Тост в честь Храброго Пятачка и Бесстрашного Пуха!
Когда Все-Все-Все славно угостились (и почти закончили), Кристофер Робин постучал ложкой по столу; разговоры сразу прекратились, и все затихли, за исключением Крошки Ру, который только что справился с приступом икоты и теперь старался сделать вид, что это совсем не он, а кто-то из Родственников и Знакомых Кролика.
— Этот Пиргорой, — сказал Кристофер Робин, — Пиргорой в честь того, кто что-то сделал, и мы все знаем, кто этот Кто-то, и это — его Пиргорой, в честь того, что он сделал, и у меня есть для него подарок — вот он.
Тут он пошарил вокруг и шепотом спросил:
— Где же он?
А пока он осматривался в поисках, Иа-Иа внушительно прокашлялся и заговорил.
— Друзья, — начал он, — друзья мои... включая прочих! Для меня большая радость — во всяком случае, до настоящей минуты было большой радостью — видеть вас на моем Пиргорое. То, что я совершил, — просто пустяк. Каждый из вас — конечно, за исключением Кролика, Совы и Кенги — на моем месте сделал бы то же самое. Ах да , и кроме Пуха. К Пятачку и Крошке Ру мои замечания, естественно, не относятся — оба они слишком малы. Словом, любой из присутствующих мог бы так поступить. Чисто случайно героем оказался я. Думаю, нет нужды упоминать о том, что я поступил так не ради того, что Кристофер Робин сейчас ищет...
Тут Иа-Иа поднес ко рту переднюю ногу и страшным шепотом произнес:
— Посмотри под столом! — и продолжал: — Нет. Я совершил то, что совершил, исключительно из чувства долга, то есть поступил так, как обязан, мне кажется, поступать любой из нас, без всяких исключений, — делать все, что в наших силах, чтобы помочь... И мне кажется, что все мы...
О да, конечно, конечно. Однако...
— Вот он! Нашел! — радостно крикнул Кристофер Робин. — Передайте, пожалуйста, Винни-Пуху. Это для Пуха.
— Для Пуха? — сказал Иа-Иа.
Разумеется, для Пуха. Потому что он совершенно исключительный Медведь.
— А что такого, собственно, в Пухе исключительного? — негодующе спросил Иа-Иа.
— Это можно выяснить в следующей главе.
— Можно-то можно, да нужно ли? — проворчал Иа-Иа.
Нигде и ничто
— Куда мы идем? — спросил Пух, стараясь поспеть за ним и одновременно понять, что им предстоит — Искпедиция или еще какое-нибудь Я не знаю что.
— Никуда, — сказал Кристофер Робин.
Что ж, они пошли туда, и, после того как они прошли порядочный кусок, Кристофер Робин спросил:
— Пух, что ты любишь делать больше всего на свете?
(Естественно, больше всего на свете Пух любил ходить в гости к Кристоферу Робину на завтрак и на обед, но, поскольку об этом уже говорилось, вряд ли имеет смысл повторяться.)
— Это все я тоже люблю, — сказал Кристофер Робин, — но что больше всего я люблю делать — это...
— Ну, ну?
— Ничего.
— А как ты это делаешь? — спросил Пух после очень продолжительного размышления.
— Ну вот спросят, например, тебя, как раз когда ты собираешься это делать: «Что ты собираешься делать, Кристофер Робин?», а ты говоришь: «Да ничего», а потом идешь и делаешь.
— А, понятно! — сказал Пух.
— Вот, например, сейчас мы тоже делаем такое ничевошное дело.
— Понятно! — повторил Пух.
— Например, когда просто гуляешь, слушаешь то, чего никто не слышит, и ни о чем не заботишься.
Вот как та же идея изложена у Чжуан-цзы:
Сознание направилось на север, в Землю Темных Вод, и забралось на Незаметный Склон, где встретило Бездеятельного Молчуна.
— У меня к тебе три вопроса, — сказало Сознание. — Первый: какие мысли и поступки помогут нам постичь Дао? Второй: куда нам надо пойти и что надо сделать, чтобы найти покой в Дао? И третий: откуда именно следует отправиться и какой дорогой идти, чтобы прийти к Дао?
Бездеятельный Молчун ничего ему не ответил.
Сознание побрело на юг, в Землю Блестящего Океана, и забралось на Гору Уверенности, где увидело Страстного Говоруна. Оно обратилось к нему с теми же тремя вопросами.
— Нет ничего проще! — сказал Страстный Говорун. Однако, начав свою речь, он тут же запутался и забыл, о чем собирался говорить.
Сознание вернулось во дворец и задало вопросы Желтому Императору.
— Первый шаг к постижению Дао, — ответил Желтый Император, — не иметь никаких мыслей и не совершать никаких поступков. Первый шаг к тому, чтобы найти покой в Дао, — никуда не ходить и ничего не делать. Первый шаг, который приведет к Дао, — не отправляться ни откуда и не идти никакой дорогой.
То, что имеют в виду Чжуан-цзы, Кристофер Робин и Винни-Пух, — это и есть Большой Секрет, нечто вроде ключа, открывающего доступ к мудрости, истине и счастью. Что же такое это таинственное магическое нечто? Ничто. Для даоса Ничто и есть «нечто», а нечто такое, что многие считают важным, на самом деле ничто. В даосизме существует понятие «Тай сюй», что означает «Великое Ничто». Попытаемся объяснить, что это такое, с помощью одной из историй, рассказанных Чжуан-цзы:
Вторая книга американского писателя Бенджамена Хоффа продолжает тему даосизма в сказке А.Милна. На сей раз речь идет о Пятачке, который, как выясняется, является истинным воплощением дэ — добродетели.
Данное произведение создано в русле цивилизационного подхода к истории, хотя вслед за О. Шпенглером Фрэнсис Паркер Йоки считал цивилизацию поздним этапом развития любой культуры как высшей органической формы, приуроченной своим происхождением и развитием к определенному географическому ландшафту. Динамичное развитие идей Шпенглера, подкрепленное остротой политической ситуации (Вторая мировая война), по свежим следам которой была написана книга, делает ее чтение драматическим переживанием. Резко полемический характер текста, как и интерес, которого он заслуживает, отчасти объясняется тем, что его автор представлял проигравшую сторону в глобальном политическом и культурном противостоянии XX века. Независимо от того факта, что книга постулирует неизбежность дальнейшей политической конфронтации существующих культурных сообществ, а также сообществ, пребывающих, по мнению автора, вне культуры, ее политологические и мировоззренческие прозрения чрезвычайно актуальны с исторической перспективы текущего, XXI столетия. С научной точки зрения эту книгу критиковать бессмысленно.
Монография посвящена исследованию главного вопроса философской антропологии – о смысле человеческой жизни, ответ на который важен не только в теоретическом, но и в практическом отношении: как «витаминный комплекс», необходимый для полноценного существования. В работе дан исторический обзор смысложизненных концепций, охватывающий период с древневосточной и античной мысли до современной. Смысл жизни исследуется в свете философии абсурда, в аспекте цели и ценности жизни, ее индивидуального и универсального содержания.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
Первая часть книги "Становление европейской науки" посвящена истории общеевропейской культуры, причем в моментах, казалось бы, наиболее отдаленных от непосредственного феномена самой науки. По мнению автора, "все злоключения науки начались с того, что ее отделили от искусства, вытравляя из нее все личностное…". Вторая часть исследования посвящена собственно науке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.