Дао - [4]

- Извините...

- Не стоит. Это распространенное заблуждение.

Странно... Господина Робинса не должна беспокоить печень. Сердце... да. Толстый кишечник. Нервы. Родился он в начале декабря. Пониженное давление. Но не печень. Я вижу это по его ладоням, по радужной оболочке глаз, по всему его состоянию. В основном он здоров, и здоровье свое бережет как высшую драгоценность, хотя в молодости растрачивался более чем легкомысленно... Так что же его слова? Ложь? Мнительность?

- Знаете, - течет светская болтовня, - когда я ехал к вам, мне пришла мысль... Допустим, лекарственные растения из Тибета перевезены к нам, в Америку. В супероранжерею, где учтено все: климат, влажность, состав почвы... По-моему, целительные их свойства убудут... Изменится состав... Тот же тысячелистник, аир, барбарис; они растут повсюду, но...

Я вспоминаю нынешний сон. Вернее, стараюсь постичь то тревожное чувство, которое он поселил во мне. И думаю о тех развилках жизненного пути, где было много стрелок, и последуй я направлению какой-нибудь, отличной от той, что избрал, я бы не сидел сейчас здесь и вообще мог бы стать кем-то другим... Но был бы счастлив, будучи не собой теперяшним?..

Конец пароля.

Он врывается в мое сознание грубо и явственно, обжигая слух, и я едва не теряю лицо: что это? - совпадение, провокация... Или же - правда?

Пять лет минуло после моей последней встречи со связником, и вот...

Робинс с нажимом, отделяя слово от слова, повторяет. И в масляной черноте его глаз стылое выжидание.

Отвечаю. Невнятно, с опаской, будто касаюсь прижатой рогатиной кобры.

Пять лет! И в течение их у меня не появлялся ни один связник, и я гадал: отчего, что же случилось? - хотя и знал: конечно же, когда-нибудь кто-то неотвратимо придет и наступит час...

Собеседник одергивает на себе рубашку, как бы стряхивая прежнюю позу, необходимость улыбаться, прежнего себя, и говорит замороженным голосом:

- Печень - предлог...

- И, увы, явно надуманный, - в тон ему отзываюсь я. - Куда лучше было бы сослаться на давление, кишечник... Мне придется доложить шефу о несостоятельности ваших жалоб.

- Докладывайте... Скажите, невроз. Надо лечить...

- Вы здесь... это связано с порошком?

- Героин? - морщится Робинс. - Да нет... Бизнес, крупные закупки антиквариата. Но это... не имеет к вам отношения. - Он качает мыском замшевой сандалии. - Однако к вам у меня тоже дело. Вы часто наведываетесь в Тибет?

- Два раза в год. Езжу за травами. Но не один. Обычно - с группой, на вертолете через Бирму. Там они получают сырье для порошка. Потом делают крюк, я оплачиваю... Скоро они летят снова, надо что-то доставить туда...

- Вы должны попасть в состав группы! - на выдохе заявляет Робинс и отламывает бледный цветок плюща с лианы, заползшей в беседку. Зачем-то растирает лепестки в пальцах. - Причем попасть туда вместе с еще одним человеком. Со стороны. Оттуда он уйдет на север.

- Но в Тибете мне нечего делать... Сейчас не сезон...

- Я понимаю. - Он катает между ладонями серую горошину того, что было цветком, выбрасывает ее на песок аллеи. - Задача не дважды два. Но вы обязаны что-то придумать. Обязаны.

- Ввести в братство человека... вы представляете, что это? Затем... не я назначаю состав группы, я вообще ничто... Там опытные, проверенные профессионалы, у каждого - конкретные функции...

- У вас же были подобные задания.

- Да, но на более благополучных территориях, в естественных обстоятельствах... Кроме того, в тех случаях от меня требовалось лишь присутствие... Я как наблюдатель убеждался в завершении перехода, и не более...

- Это необходимо, - чеканит он и встает. - И знаете... дайте мне какие-нибудь таблетки. От мнительности. Да, в самом деле... давление. Вы правы. У меня гипотония. Так, может, имеет смысл подлечиться? Я буду в Гонконге месяц или около того, а клиника - постоянный контакт... Никаких вопросов... Кстати, ваши знакомства и действия контролируются?

- Я в братстве, - говорю я. - Тут контролируется все.

- Ну да, да, - кивает он рассеянно и вдруг оживляется: Между прочим... Я слышал, что с Чан Ванли вы познакомились на почве его какого-то недуга?

- У него импотенция, - отвечаю я. - Улучшение или ухудшение - во власти врачевателя.

- Вот как? - улыбается Робинс на этот раз чистосердечно.

- И проказа, - добавляю я, видя, как улыбка эта столь же естественно меркнет.

- Простите?

- Но вы же не собираетесь с ним целоваться, как, впрочем, и он с вами, - успокаиваю я. - Затем, на Востоке это достаточно популярная болезнь, и страшатся ее здесь гораздо менее, чем у вас. Вам к тому же сорок шесть...

- Да-а...

- А инкубационный период лепры достигает иногда двадцати лет. У вас есть все шансы умереть больным проказой от рака, о проказе не подозревая...

Мы подходим к автомобилю.

- А вы шутник, мистер Тао, - берется он за ручку дверцы. Я позвоню вам... Шутник!

Сквозь внезапный озноб, застилающее красной чернотой глаза солнце, хоровод мыслей, я отвечаю про себя и себе, что шутки порой не что иное, как вызов ситуации, когда совсем не до шуток...

И смутно открывается тайная суть сна... Она - в том прошлом, что начиналось от первого прикосновения рук матери до ускользающих мгновений уже настоящего, где я оцепенело смотрю на кирпичного цвета пыль, убегающую от тупо устремленной куда-то машины. И объяснить эту понятную суть невозможно так же, как невозможно вспомнить лицо матери, которое я бы узнал из тысячи лиц.