Дао Евсея Козлова - [14]
– А ты ничего не перепутал, не забыл, может, сам на четвертый его положил?
– Нет, я же знаю, какой вопрос мне решить надо. Это третий лист. Точно ты не трогал? Может, задел случайно, он выпал, а ты его не глядя, обратно засунул?
И во взгляде на меня такая у него надежда, что все это случайность и недоразумение. И сейчас все разрешится, и я скажу, что это действительно я случайно все своротил со стола, а собирая, воткнул несчастный цветок не туда. Но я только покачал головой молча.
Зеботтендорф???
Нет, поверить в это вовсе невозможно. Чтобы Родион Иванович был настолько бестактен. Не могу представить, чтобы, пока я бегал по этажам в поисках сахару, он полез в чужие комнаты. С любопытством трогал и переставлял там вещи своими затянутыми в зелень перчаток руками. Даже картинка не вырисовывается у меня в голове. Скорее всего, Вениамин все же что-то спутал с этим своим васильком.
Елена уговаривает меня поехать с ними на дачу. Одна с детьми без мужа ехать в Райволу она опасается. Мне, признаться, ехать очень не хочется. Я не любитель дачной жизни. Прогулки по одним и тем же немногочисленным дорожкам с раскланиванием со всяким встречным, вечный чай в саду или на террасе с разговорами ни о чем, доморощенные таланты с гитарой или стихами, домашние концерты и спектакли. Скука, скука, скука…
Хотя ехать, видимо, придется. А может, и к лучшему. Уехать от городской суеты, от жалоб на длинные очереди, на пропадающие из продажи продукты, от патриотической истерии в газетах, от сборов пожертвований на каждом шагу. И от своих философских штудий. Я как-то устал от всех этих древних умников, знающих все наперед и пригодных на любой случай, от Ибн Араби и от аль-Кашани, от Конфуция и Чжуан-цзы. Оставлю все это в городе, все свои выписки, все свои записи, все свои мысли, наберу с собой авантюрных романов, закрою глаза, как окна в доме, запрусь от окружающей действительности…
Да, едем в Райволу.
Я совсем отвык от города. Да и город совсем другой. Вышел на Невский, там, как обычно, толпа, но толпа совсем иная – серая, армяки, гимнастерки, военные мундиры, шинели, шинели, шинели… На головах все картузы, фуражки, редко проплывет светлая шляпа над светлым же (еще тепло) костюмом или дамская шляпка с цветочным кустиком. Серая толпа, серые лица, усталые, безнадежные. Все больше вокруг женщин. Вместо кондукторов в трамваях – женщины-кондуктриссы. В ресторанах и трактирах теперь вместо официантов тоже работают женщины.
Вчера сходили вместе с Ксенией, Еленой и Санькой на выставку военных трофеев в Адмиралтействе, она открыта уже последние дни. Народу пришло в честь выходного дня море. Всем интересно взглянуть на германские знамена и оружие. Была и захваченная в боях техника, аэропланы, самодвижущиеся мины. Несмотря на то, что положение на фронте совсем не в нашу пользу, жители столицы продолжают свято верить в победу русского оружия. Если бы еще этого оружия было в достатке в нашей армии.
Напишу немного про свое дачное лето. Как я и пообещал сам себе, не стал брать с собой ничего кроме авантюрных романов Конан Дойла, Уэллса, Буссенара и прочих в том же духе. Кстати, все эти книги буквально вырывала у меня из рук Санька, она просто зачитывалась буссенаровскими приключениями воздухоплавателей и его же Фрикеттой. Санька взрослая уже совсем, выросла за лето, остепенилась как-то, стала такой задумчиво-радостной, будто все время прислушивается к чему-то, ожидает чего-то. К ней пришла юность.
Дачная жизнь наша протекала, как я и ожидал, тихо и размеренно. Да-да, те самые прогулки, тот самый чай в саду, от которых ждал я вяжущей зубы скуки. Но скучно не было. Море за тонкой штриховкой сосен, подсвеченной холодным солнцем, желтый песок на берегу и черные блестящие, как спины дельфинов, камни. Я и раньше приезжал к брату на дачу, но нечасто и ненадолго, на денек-другой. Поэтому ни соседей-дачников, ни местных жителей этого вовсе не маленького поселка так и не узнал. Зато теперь познакомился. Более всех понравилось мне проводить время с Эдит Седергран, одной и приятельниц Елены. Они знакомы уже не первый год. Эдит – шведка, вместе с матерью она постоянно живет в Райволе, хотя и училась в городе. Она окончила гимназию Петришуле, поэтому говорит по-русски и прекрасно владеет немецким, даже пишет на нем стихи. Мы очень подружились. Эдит – красивая молодая девушка, ей, если не ошибаюсь, года двадцать три – двадцать четыре, мягкий взгляд чуть близоруких глаз, она обычно носит пенсне, не хочет казаться беспомощной. Но эта беспомощность или, вернее, незащищенность, открытость всем ветрам, она в ней во всем, ее не спрятать. Эдит больна чахоткой, от этой болезни умер ее отец лет восемь назад, от нее же умрет и она сама. Она знает, что умрет, через три года, через пять, а может через год, знает, приняла это и живет. Вот сколько ей отпущено, она проживет, как сумеет полно, без жалоб и сетований на несправедливость судьбы. Я никогда не встречал такого спокойного, ровного и светлого человека, как она. Это не влюбленность, нет, я совсем не был в нее влюблен как в женщину. Чувство мое, скорее, похоже на благодарность. Благодарность за то, что она светит, освещает меня, согревает, дарит мне свой покой. Эдит – это равновесие.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) – видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче – исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Системные циклы накопления капитала определяют тот глобальный контекст, в котором находится наша страна.
Сэкигахара (1600) — крупнейшая и важнейшая битва самураев, перевернувшая ход истории Японии. Причины битвы, ее итоги, обстоятельства самого сражения окружены множеством политических мифов и фальсификаций. Эта книга — первое за пределами Японии подробное исследование войны 1600 года, основанное на фактах и документах. Книга вводит в научный оборот перевод и анализ синхронных источников. Для студентов, историков, востоковедов и всех читателей, интересующихся историей Японии.
В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.
Работа видного историка советника РАН академика РАО С. О. Шмидта содержит сведения о возникновении, развитии, распространении и критике так называемой «новой хронологии» истории Древнего мира и Средневековья академика А. Т. Фоменко и его единомышленников. Подробно характеризуется историография последних десятилетий. Предпринята попытка выяснения интереса и даже доверия к такой наукообразной фальсификации. Все это рассматривается в контексте изучения современного общественного исторического сознания и тенденций развития науковедения.
Предлагаемая книга впервые в отечественной историографии подробно освещает историю Германии на одном из самых драматичных отрезков ее истории: от Аугсбургского религиозного мира до конца Тридцатилетней войны. Используя огромный фонд источников, автор создает масштабную панораму исторической эпохи. В центре внимания оказываются яркие представители отдельных сословий: императоры, имперские духовные и светские князья, низшее дворянство, горожане и крестьянство. Дается глубокий анализ формирования и развития сословного общества Германии под воздействием всеобъемлющих процессов конфессионализации, когда в условиях становления новых протестантских вероисповеданий, лютеранства и кальвинизма, укрепления обновленной католической церкви светская половина общества перестраивала свой привычный уклад жизни, одновременно влияя и на новые церковные институты. Книга адресована специалистам и всем любителям немецкой и всеобщей истории и может служить пособием для студентов, избравших своей специальностью историю Германии и Европы.