Данте - [28]

Наоборот, у Джери все было обдумано, В Риме сидели его люди: Симоне Герарди деи Спини, родственник, и Нери Камби, доверенный человек. Они всегда имели доступ к папскому уху через Якопо Гаэтани, тоже банкира, папского племянника, который делал с папой, что хотел. В молодости он сам служил его извращенной похотливости, а когда прошли годы, отдал на потеху папе сына и — так как Бонифаций не был вполне последовательным педерастом — дочь. Папа осыпал Якопо милостями и доверял ему безусловно, — как было не доверять столь самоотверженному слуге! Агенты Спини всем этим пользовались чрезвычайно искусно.

Черки во Флоренции знали, по-видимому, не все секреты папского двора. У Моцци не было там такого друга, как Якопо Гаэтани. Во всяком случае размеры той опасности, которая им угрожала, были для них неясны. Иначе трудно объяснить, почему они не предпринимали никаких серьезных мер, чтобы парализовать интригу Спини. Они ограничивали свою деятельность одной Флоренцией, в то время как Джери втягивал в кампанию и другие коммуны, и Ватикан, и даже, как увидим, Францию в лице Карла Валуа. В дипломатическом искусстве Вьери Черки трудно было тягаться с Джери.

Едва ли может быть сомнение, что и основная политическая линия Бонифация VIII по отношению к Флоренции была подсказана ему Джери.

Только он мог подбросить папе идею образования из Тосканы с центром во Флоренции особого государства для одного из его родственников. Путь для осуществления этой мысли рисовался в достаточной мере простой. Так как настоящими гвельфами, не имеющими никаких других интересов, изображались Донати со своими сторонниками и с Корсо во главе, папе нужно было с самого начала стать на их сторону. Ибо одни они могли помочь ему одолеть противодействие папским планам внутри Флоренции. Наоборот, Черки, у которых были тесные связи в самых широких и разнообразных пополанских кругах, ни в каком случае не могли быть вовлечены в орбиту этих затей и поэтому должны были считаться врагами. Правда, Черки тоже были гвельфы, как и Донати. Но Спини нетрудно было пустить в ход версию о том, что у них связи с гибеллинами и общие с ними политические замыслы. Бонифацию, впрочем, это было все равно. Он был человек совершенно беспринципный. Лозунги не имели для него никакого значения, если под ними не скрывалось ничего реального. Был же он способен женить еще одного своего племянника Лоффредо Гаэтани на наследнице одного гибеллинского рода только потому, что она была очень богата. Идею Джери насчет Флоренции он оценил очень хорошо. Уж очень была соблазнительная перспектива подчинить себе — не церкви, а роду Гаэтани — эту лучшую жемчужину из удела графики Матильды[11]. И линия его по отношению к флорентийской усобице была установлена определенно и окончательно,

5

После массового отравления Черки в январе 1299 года Вьери уговорил своих воздерживаться от посещения собраний центрального органа гвельфской партии. Поле деятельности было оставлено Донати, и Корсо, получив свободу, распоясался совсем. Уверенный в поддержке партии, он заставлял обходить постановления Ordinamenti, потом начал совершенно неправильную денежную тяжбу против своей тещи и выиграл ее, подкупив подесту Монфьорито да Кодерта. Но это была Пиррова победа. Все вышло наружу. Подесту посадили в тюрьму, и он под пыткой сознался во всем. На Корсо был наложен штраф, а когда он не подчинился, его изгнали. Это было в мае 1299 года. Целых два с половиной года он отсутствовал из Флоренции, и Черки немедленно развернули широкие маневры на освободившейся политической арене. Они выдвинули лозунг незыблемости «Установлений справедливости», многократно нарушавшихся Донати, и требовали неуклонного осуществления карательных законов против дворян. В этом они встретили полную поддержку со стороны всех пополанских групп. Их сближение с ними сделалось еще теснее, когда во Флоренцию стали проникать темные слухи о планах папы. Пополанские группы под предводительством Черки не только сплотились крепче между собой, но, чтобы усилить себя, завели связи с гибеллинами, т. е. пошли на то, в чем их давно обвиняли Донати и что до этого момента было политической ложью. Связь с гибеллинами, как бы она ни была слаба, окончательно вырыла бездну между дворянской и пополанской группами, ибо теперь соперничество Черки и Донати внутри города почти с точностью покрывалось именно таким социальным расслоением. Власть принадлежала пополанам, но за дворян стоял папа.

Свое отношение к флорентийским событиям Бонифаций раскрыл самым недвусмысленным образом тем, что сейчас же после выезда Корсо Донати из города он дал ему сначала место подесты в Орвието, а потом назначил его правителем небольшой горной области в Марках. А Вьери деи Черки он вызвал в Рим: уговаривал его помириться с Корсо и вернуть его на родину. Вьери сухо отвечал, что он ни с кем не ссорился, и возвратился домой. Папа разгневался, и слухи об интригах в Риме стали еще более тревожными. Тогда во Флоренции решили добыть верные сведения о том, какие куют в Риме замыслы.

В марте 1300 года юрист Лапо Сальтерелли во главе пышной делегации был отправлен с какой-то торжественной, но пустой миссией к папе. Настоящей целью поездки было поручение разузнать доподлинно, что затевают в курии против Флоренции. Лапо приходился тестем одному из Черки. Он был знающий и умный законовед, но человек, по-видимому, жадный до денег, чрезмерно склонный к удовольствиям и беспринципный: Данте помянул его нехорошим словом в «Комедии». Он быстро разобрался в ватиканских делах и установил, что замыслы действительно существуют, установил лиц, и когда в начале апреля делегация вернулась домой, в руках Лапо был обильный и неопровержимый обвинительный материал. Согласно этим данным Симоне Геради деи Спини и двое других флорентинцев, близкие к папе люди, были приговорены к крупным штрафам, а в случае неуплаты — к вырезанию языка. Так как ни один из них не собирался платить, ни являться во Флоренцию, то приговор фактически означал изгнание. Папа сильно разгневался и потому, что были раскрыты его планы, и потому, что были наказаны его приближенные. Он резко потребовал отмены приговора. Но коллегия приоров, вступившая в должность 15 апреля 1300 года, — Лапо как раз был ее членом, — подтвердила его. Новое письмо папы помогло осужденным не больше первого. Но тут произошло новое обстоятельство.