Дансон с нечистым, или Дьявольское рондо - [20]

— Серёжа! — показывая рукой на портрет, побелевшими губами прошептала она. — Это… Откуда у тебя это? Откуда ты взял это?

— Оленька! Олюшка! — не на шутку испугался он. — Успокойся, милая! Это же просто твой портрет. Я нарисовал его, увидев тебя впервые в метро. Нарисовал по памяти… Он тебе не нравится? Ты находишь его неудачным?

Меж тем Ольга отступала от портрета, пятилась назад, не в силах отвести от него взгляд. Потом заслонилась руками и бросилась бегом к выходу.

— Оленька! Что с тобой? Скажи мне, милая! Успокойся, родная! — умолял Сергей, догнав её у дверей и пытаясь обнять.

Вначале она упиралась ему кулачками в грудь и старалась вырваться, а затем вдруг горько расплакалась, уткнувшись носом куда-то под мышку.

— Так это ты нарисовал э т о?… Ну как ты мог, Серёжа? — всхлипывала она. — Как же ты мог?

Совершенно обескураженный, не в силах понять, что с ней происходит, Сергей гладил ей волосы и как заведённый повторял одно и то же:

— Успокойся, милая… Всё хорошо, моё солнышко, всё хорошо. Успокойся.

Когда же, наконец, она действительно успокоилась, ему так и не удалось добиться — что именно её так напугало. А в том, что она была испугана, он не сомневался. И причина испуга крылась в портрете. Это следовало в частности из того, что она наотрез отказалась входить в спальню до тех пор, пока Сергей не выбросит «это». Объявив свое решение, она начала собираться и предложила немного погулять в парке.

При расставании в тот день Оля вновь завела разговор о портрете. Её интересовало, когда он был нарисован и почему она увидела его впервые лишь в этот день. Получив ответы, вновь настоятельно попросила, чтобы Сергей выбросил его. Почему? Да просто ей неприятно видеть его. И она не хотела бы более говорить на эту тему.

Увы, все мы с лёгкостью необыкновенной готовы обещать любимым всё, что тем хочется. И гораздо труднее сдержать своё слово. Особенно в том случае, когда речь идет об уничтожении твоего детища. О произведении, которое ты выстрадал, которое тебе кажется удачным, которое тебе просто дорого. А тот злополучным портрет был по-настоящему дорог Сергею. Он находил, что тем далёким весенним утром, когда он впервые увидел Ольгу, ему удалось «схватить» саму её суть и запечатлеть на бумаге не только черты лица конкретного человека, но также и его характер, внутреннюю одухотворённость, а в чём-то даже и саму судьбу… Всё это можно было увидеть на скромном листе ватмана. И уничтожить этот лист было превыше его сил. Вот поэтому-то портрет и перекочевал в конце концов в папку с многочисленными набросками, которым суждено было годами и годами не видеть света, будучи заложенными на антресоли.

* * *

Если в первые месяцы их знакомства, а потом и любовных отношений, Сергей просто радовался жизни, стараясь получить от неё по максимуму, то по мере того, как накапливались проклятые вопросы, они всё чаще портили ему жизнь. Особенно ночами, когда, проснувшись, он подолгу не мог более заснуть, мучимый бесконечными рефлексиями. Ну действительно — что скрывается за всем этим? Почему он не может получить ответа на самые, казалось бы, простые и естественные вопросы? Что изменится, если он будет знать немного больше о ней? О её семье? Если она замужем, почему бы не сказать ему об этом? Из страха пробудить его ревность? Но ведь он же любит её и никогда не предпримет ничего такого, что могло бы навредить ей! Что изменится для неё, если ему будут известны день и год её рождения? или если он узнает, живы ли её родители и где они живут? Есть ли у неё дети? Братья? Сестры? Вообще какие-нибудь родственники? Что кроется за всей этой таинственностью и нежеланием говорить о себе?

Лишь в одном ему удалось в конечном итоге с трудом добиться успеха выяснить день её рождения. А родилась она осенью, двенадцатого сентября. И для него, рождённого под знаком Тельца, если верить астрологам, Ольга могла бы быть идеальной женой…

Они встречались почти ежедневно. Но — всегда только во второй половине дня. Ольга или ждала его у метро, или приходила к нему домой. Как ни старался Сергей заставить её взять специально заказанные дубликаты ключей от квартиры — она отказывалась наотрез.

«Боится, что ключи увидят близкие? Муж? — размышлял он. — Но если Оля замужем, почему в таком случае она всегда свободна по вечерам? Что — муж находится в длительной командировке? Или… Неужели она не замужем, а просто находится у кого-то на содержании?! Ведь она же сама говорила, что нигде не работает. Что если она, бедная, вынуждена жить с кем-то, кого не любит?!. Нет, этого просто не может быть!»

Сомнений в том, что он любим, у Сергея не было. Да и откуда им было взяться? Он чувствовал, он наверняка знал, что Ольга любит его всей душой. Любит истово, страстно. Любит той жертвенной всепоглощающей любовью, когда между мужчиной и женщиной устанавливается какая-то непостижимая метафизическая связь, разрушение которой чревато для обоих гибелью. Но как ни старался Сергей сдерживать свою фантазию и обуздывать эмоции, мысль о другом мужчине мучила его с каждым днём всё больше и больше.

Трудно сказать, что он надеялся узнать, специально задерживая Ольгу, а затем, после прощания, незаметно преследуя её по плохо освещённым переулкам погружающейся в ночь старой Москвы. Может быть, ему было просто страшно отпускать её одну в темень этих, уже наполовину выселенных в ожидании реконструкции кварталов. А может быть, он надеялся увидеть того, кто будет встречать её. Или просто хотел увидеть то окно, которое зажжётся после её возвращения домой. В любом случае, ему решительно не везло. Каждый раз Ольга как бы растворялась в полумраке, сворачивая в очередной переулок. А скрыться ей было просто — Сергей просто не решался идти за нею на достаточно близком расстоянии. Но каждый раз его непрошеное сопровождение позволяло ему немного уточнить маршрут Ольги и в очередной раз несколько дальше углубиться в тот недружелюбный район, а следовательно — приблизиться к дому, в котором она жила. И вот однажды, когда Ольга его стараниями задержалась у него до темноты и покидала квартиру в страшной спешке, Сергею удалось-таки выяснить, по какому адресу она так спешит вечерами. Он увидел, как идущая быстрым шагом Оля остановилась у покосившегося деревянного забора, огораживавшего чёрное в ночи старинное здание, судя по всему, не первый год ожидающее своей очереди на реконструкцию. Посмотрев по сторонам, она легко перешагнула через остатки колючей проволоки, заменявшей в одном месте отсутствующую секцию забора, и почти бегом устремилась к зиявшему пустыми оконными и дверными проёмами зданию. Подождав несколько мгновений, Сергей приблизился к ближайшему с его стороны углу забора и через большущую дыру в последний момент успел заметить, как тёмная тень скрывается в одном из дверных проёмов. Некоторое время он, пораженный увиденным, неподвижно стоял опершись обеими руками о шершавые доски забора. Затем резко оттолкнулся, повернулся и медленно побрёл назад. «Так кто же она, моя Оленька?» — думал он и приходящие на ум ответы никак не радовали его.