Данные достоверны - [17]

— Погоди, капитан! — сказал Корж. — Об этом после... Ты о Москве расскажи! О Москве!

Я рассказывал о Москве.

Корж и Бондаренко слушали жадно, ловили каждое слово.

Все интересовало их — и положение на фронтах, и новые назначения в армии, и быт москвичей, и планы развертывания партизанской войны.

— Замучили мы тебя вопросами, — сказал Василий Захарович. — Ну, ничего. Терпи! Веришь, со времен испанской войны в такие передряги не попадал. А там, в Испании, мы тоже, бывало, вновь приезжающих мучили, как тебя...

— А вы были в Испании?

— Довелось... Между прочим, ты никого из «испанцев» не знаешь, капитан?

— Откуда мне, Василий Захарович?..

— Жаль... — протянул Корж. — Я думал, общих знакомых найдем... Но, может, слышал что-нибудь о некоторых товарищах?

Василий Захарович назвал несколько фамилий военачальников.

— Увы... — мне пришлось пожать плечами.

— Жаль, жаль... — повторил Корж. — Настоящие люди! Они бы разобрались в том, что тут делается...

— А что именно тут делается?

Корж взглянул испытующе:

— Вот что, капитан. Не знаю, кто тебя послал сюда, в тыл, но давай говорить начистоту. Задача сейчас одна — развертывать движение. Так?

— Так.

— А можно его развертывать без тесного взаимодействия отрядов?

— Полагаю, нельзя.

— Приятно слышать, — вступил в беседу Бондаренко.

А Корж пояснил:

— Часто не можем мы, партизаны, общий язык найти. Все сами по себе. А делу это вредит.

— В чем же выражается отчужденность?

— Во всем! Да вот хотя бы нас с Линьковым взять... Сейчас у Линькова есть связь с Москвой, а у нас нет. Ему

[50]

взрывчатку подбрасывают, а нам нет. Ему оружие дают, а нам не дают! А Батя ничем не делится!

— У Бати тоже не густо со взрывчаткой и оружием.

— Все же лучше, чем у нас!

— Возможно.

— Скажи, капитан, вместе с тобой взрывчатку сбросили?

— Да, сбросили.

— Неужели не поможете?!

Я решил забыть о наставлениях Григория Матвеевича.

— Думаю — поможем.

— Вот это другой разговор! Вот это — да! — воскликнул Корж.

Бондаренко улыбнулся:

— Если бы с самого начала так договаривались!

Собираясь на эту встречу, я мысленно составил целый план беседы. Разговор, как часто бывает, потек по непредвиденному руслу. Однако я не отказался от мысли узнать то, что интересовало в первую очередь.

— Скажите, товарищи, — начал я, улучив удобный момент. — Вот вы прожили здесь первую зиму. Продержались весну и лето. Очень трудно партизанить в здешних условиях?

— Партизанить, наверно, везде нелегко, — усмехнулся Корж. — Тут другой вопрос — как партизанить? По лесам отсиживаться или активные действия вести?

— Я имею в виду активные действия.

— Понимаем... Активные действия вести можно. Было бы оружие. И связь. Вот нам сейчас без оружия и связи тяжко.

— Дело только в этом?

— А ясно ж, в этом!.. Я так скажу, капитан. Самое трудное позади. Чего греха таить! Народ на скорую победу рассчитывал, а тут вон как повернулось... Стал фронт удаляться — кое-кто растерялся. Я не про сволочей. Сволочи — те просто радовались. А даже наши, хорошие люди — кое-кто растерялся. Тем более — известий от своих нет, фашисты наступают, трубят об окружении и уничтожении советских армий, о том, что вермахтовские генералы в бинокли за уличным движением в Москве наблюдают, что Ленинград блокирован и не нынче-завтра падет... Поживете у нас — наслышитесь еще о фашистских россказнях!.. А тут что? По ночам в избы свои бойцы и командиры стучатся: хлеба нет ли? Упрямо лесом на

[51]

восток пробираются. Днем же — фрицы наезжают. Всех активистов, всех коммунистов и комсомольцев, всех, кто перед войной в западные области на работу был направлен, — к стенке или на сук. Отыскивают бывших уголовников, пропойц — организуют полицейские отряды, всюду старост — солтысов по-здешнему — сажают... Горько? Горько! А что сделаешь?

— Вы — сделали. Отряд создали.

— У меня опыт имелся... Да и не один наш отряд возник! Что говорить! На северо-востоке вон Козлов с подпольщиками действует, здесь — Батя, под Барановичами — Бринский... Ну, это — дрожжи. А тесто-то долго вспухало... Сам посуди, капитан. Иные, может, и пошли бы в партизаны, да не с чем и не знают, как начать, как организоваться... Опять же — зима на носу. Без теплой одежды, без хлеба, без оружия много не напартизанишь. И сидели. Ждали весны. Ждали, что на фронте перелом наступит. Короче — ждали чего-нибудь.

— Ожидание — не борьба.

— Верно. И тот, кто ждал, — немецких репрессий дождался. Во-первых, фрицев по морде на фронте стукнули, блицкриг дырявым оказался. Во-вторых, партизанские отряды, стихийно возникшие и из-за линии фронта переброшенные, стали удары с тыла наносить. Тут фашисты и начали бывших окруженцев под метелку сгребать, заложников хватать, целые деревни сжигать за помощь партизанам. Вот так.

— Добились чего-нибудь?

— Как не добиться! Раньше их ненавидели, а теперь еще пуще ненавидеть стали. Нашлись и трусы, и продажные шкуры, не без того. Поджали хвосты, подвывают гитлеровцам. Но те, кто зиму пересиживал, — ушли в леса, сбились в отряды. Да что далеко за примерами ходить, капитан? Ты в отряде у Бати Лагуна видел? Про Каплуна слышал?

— Видел Лагуна, но про Каплуна только в общих словах говорили.