Даниэль и все все все - [75]
Именно в те самые времена Юна и решила написать генералу Григоренко. Как и все мы, она его подвигом восхищалась, чтила и сострадала, да только как об этом напишешь незнакомому герою? Потому написан был рассказ из жизни, реалистический, короче говоря.
Вот он, сюжет, честный, невинный и забавный, и, читая его у себя в застенке, генерал улыбнется, а что, собственно, еще нужно.
Была у Юны пара маленьких босоножек, плетенных из чего-то упаковочного, но и немного благородного и с каблучком. И вот она пишет, как на Малой Бронной нужно было ей втиснуться в толпу троллейбуса № 10, а давка при посадке – сами знаете, и туфелька слетела на мостовую, а троллейбус двинулся. И она вылезла на Маяковке и пошла, прихрамывая назад, а навстречу ей прекрасный принц, спрашивает:
– Твоя, что ли? – И если принц смахивал на алкаша, то это чисто внешне, а в галантности ему отказать было нельзя, туфлю вручил и пошел опохмеляться на свои собственные, с принцессы не стребовав ни копейки, и даже предложил помощь в обувании. Или, как сказано у классика:
Счастливый финал. Аплодисменты. Если не учитывать несчастного цензора. Что за шифр и что именно там зашифровано? Цензор взялся вычеркивать подозрительное. Из остатков текста генерал Григоренко, кажется, так и не сумел понять, о чем речь, – огрызков текста оставалась самая малость.
То было самая эффектная история в репертуаре Юны. Только будем откровенны, без усердия цензора история сильно бы проиграла.
Реализму до абсурда далеко, я всегда тебе это говорила.
А ты была уверена в необходимости служить реалистическим богам на сцене и свято чтила МХАТ, и чтила заветы Марии Осиповны Кнебель. И кстати, как помню, при поступлении в театральный институт, одержимая мечтой о режиссуре, ты именно от нее получила поддержку, забавную и трогательную. Именно она спросила при всем честном народе на вступительных экзаменах, заслоняя тебя от прочих экзаменаторов:
– Скажите, а на сцене без перевоплощения можно?
– А без перевоплощения нельзя, – ответила ты голосом примерной отличницы.
Если выразить подтекст диалога по-русски, еврейка помогала еврейке, так ты объясняла, смеясь.
Но шутки в сторону, вот что я думаю о твоей режиссуре.
Как-то Рудницкий написал о Шагале: в нем не оказалось театральной крови. Я уверена в том, что в твоей группе крови содержалась литература. Для тебя сначала было слово, и слово было твой Бог. И слово было от Бога. Слово твоего Бога звучало не из туч, а из книги. Притом из книги гениальной и особого свойства. А потому, если совсем серьезно, я бы не дала тебе ставить Белоснежек с их гномами, а также и Пеппи с их длинными чулками, это и другие могли поставить не хуже.
Тебе бы ставить Гоголя, именно Гоголя, никого не знаю другого, кто бы так умел Гоголя прочитать. Так прочитать, чтоб отчаянно жалко стало всех, и Агафью Тихоновну, и Яичницу, и даже сваху. А Кочкарева? Его, представьте себе, тоже жалко. Было это в Кишиневе, ты ставила «Женитьбу» в юном театре «Лучафэрул», в нашем с тобой театре, а труппа там состояла из самых красивых актеров на свете. Они были прекрасны и такими оставались на сцене, хотя в «Женитьбе» ты как-то сумела отучить их от романтической шиллеровской повадки, наставляла прикидываться грузными жабами, мышами на тонких лапках, «пузырями земли». Фантомы, несчастные уродцы, они вылезали из Гофмана и в Гоголе поселялись. Обживались в российской действительности, набирались нелепостей, глупели. И становились несчастными. В спектакле опрятные химеры и аккуратные гиперболы росли как грибы. Но грибы деликатные, незнакомые с разнузданностью.
– Юна, с какого этажа у вас прыгает Подколесин? Бельэтаж? Юна, вы дура, он прыгнул со второго этажа и разбился.
Я вмешивалась:
– Нет! Тогда уж с пятого, чтобы наверняка.
Так мы переговаривались с Аркадием Белинковым, нашим другом. Аркадий был скептичен, беспощаден и старомодно изящен. Мы с Наташей остались, Аркадия и Юны нет. Но как отчетливо я увидела их обоих, Аркадия и Юну, когда гостила у Наташи в Монтерее! Я разбирала лагерные записи Белинкова, а голоса звучали в тихом американском доме, голоса мертвых.
Юна: Да почему вы пишете, что «Малолетний Витушишников», что «Восковая персона» есть капитуляция Тынянова, сдача советской власти, на милость победителя?
Аркадий (рассеянно): Разве?
И странен, еще как странен был упрек Юны. Не по существу, а по отношению к Белинкову. Это невероятно, поскольку все мы стоим по стойке «смирно» перед вторым изданием «Юрия Тынянова» (боже ты мой, какая книга!), и Юна, конечно, тоже, и вообще Белинков для нас на ту пору был «наше все», так что повелел бы он ей прыгнуть с пятого этажа… А тут – критика!
Его судьба нас обожгла пребольно. Лагерь, зэк с безнадежно больным сердцем, писал украдкой в школьной тетрадке карандашом, почерком – меньше бисера, прятал в стеклянные банки, закапывал в землю, в окаянную лагерную почву – как бутылку в море: с вестью. Весть досталась начальству, его снова судили. Я в Монтерее читаю поблекшие письмена. Вспоминаю, как мы с ним тогда в Москве дружили, Юна и я, и как мы обе дружбой этой гордились.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.