Данэя - [38]

— Он для хозяина полунегр: неполноценный человек. Белый хозяин в этом нисколько не сомневается.

— Но это же неправильно! Несправедливо! Как только они могли терпеть!

— Не все же: ты видела.

— Да: бежали. В Канаду.

— Хорошо хоть, что у них, все-таки, было куда бежать, — вдруг заговорил Дан. — Вот Эя думает, как это могло тогда быть. А я о том, почему подобное возможно и в наше время. Так же думаешь и ты, Лал, и именно это все время не договариваешь. Так?

— Да. — Так сразу?!!! Неужели?! — Дан…

— Потом! Пир не отменяется. Быстро одеваться!

— Дан, я совершенно не поняла тебя. Что ты имел в виду?

— То, что существует! Неравноправие. То, что существуем мы, полноценные, интеллектуалы — и они, неполноценные. Одного из которых умертвили, чтобы я мог сейчас жить.

— Но это же совсем другое дело. Они ведь — действительно — неполноценные.

— Почему?

— Потому, что такими родились.

— Ты так думаешь?

— Конечно! Они появляются на свет так же, как мы. Отбраковывают только совершенно неспособных детей.

— Не способных к чему?

— К интенсивному интеллектуальному труду.

— Но может быть, они способны к какому-то другому труду?

— А кому он нужен? Есть машины: автоматы и роботы.

— Так почему бы им не делать даже многое из того, что делают автоматы?

— Но что из того? Они же, все равно, будут делать не то, что мы. Значит — автоматически — не будут равны нам: не будут полноценными членами нашего общества.

— Они смогут чувствовать себя полноценными среди себе подобных.

— Да именно так ведь — сейчас и есть. Противоречие снято? Лал! Как ты считаешь?

— К сожалению, внешне ты в чем-то права, — ответил Лал.

— Внешне? В чем-то? И даже: к сожалению?

— Да.

— Но почему?

— Неполноценные не должны быть тем, чем их сделали мы, интеллектуалы.

— Почему вы оба так считаете? Я не согласна с вами!

— Ну, хорошо: скажи, много ты общалась с неполноценными?

— Я? Мало. В основном, когда еще была совсем маленькой.

— Начнем с этого. Ты говорила, что любила свою няню.

— Думаю, не я одна.

— Ты помнишь, что о нянях говорила Ева?

— Да. Что они тоже специалисты, несмотря на отсутствие полного образования.

— Ты не согласна с тем, что для выполнения их работы, важность и значение которой сомнений не вызывают, полное образование не является абсолютно необходимым?

— Что ж: может быть. Ева, конечно, в этом компетентна. Тем более что люди в таком деле наверняка лучше самого совершенного робота. Но это — лишь часть вопроса.

— С другими группами их ты общалась? С гуриями, хотя бы.

— Ну…

— Что ты думаешь о них?

— То же, что и все. Что с их помощью легко снимаются мелкие временные проблемы удовлетворения сексуальной потребности.

— Прости за слишком интимный вопрос: как это происходило у тебя? Можешь ответить, только если хочешь. Правда, считаю, что нам стоит снять для себя запрет касаться этой темы.

— Я тоже: поэтому отвечу. Ну, во-первых, как у всех — дефлорация. А потом — когда внезапно приходило желание, и было жаль времени на устройство нормального контакта. Или когда не могла заснуть и начинала об этом думать. Иногда — для ознакомления с неизвестным способом или из-за желания испытать что-то очень острое. Вас не коробит?

— Нет: это только твое дело. У тебя все как у других. Но что ты еще думаешь о гурио? Ты сама?

— Удобно. Но… Как бы правильно выразиться…

— Неприятно?

— Да нет. Они, конечно, хороши собой, очень ласковы и выполняют любое твое желание. И специфические данные на высшем уровне, и обучены своему делу просто поразительно. Но, все-таки, что-то… не то!

— Вроде скотоложества?

— Да! Именно. Точно! Нет полного удовольствия оттого, что с гурио совершенно невозможно ни о чем говорить. Они ужасно примитивны. Сексуально совершенные животные — и только. Как кобели. Он сделает все, что, сколько и как ты хочешь, но после этого сразу — отсылаешь его. Как робота. Робот тоже все делает, только от его присутствия ни тепло, ни холодно.

— Вот именно.

— Но зато это удобно: экономит время, силы, нервы. А им все равно: они совершенно тупы и бесчувственны.

И тут Дан буквально взорвался:

— Нет!!! Не бесчувственны они! Малоспособны? Относительно — да. Примитивны? Да их же почти ничему и не учили. Поставили в детстве крест на их способностях и на том успокоились. А они, все-таки, — люди. Люди! Я это знаю. Хорошо знаю! — Он повернулся к Лалу. — Почему, почему же ты тянул столько времени? Я же… я же слишком давно тоже считал, что у нас не все в порядке.

— И не единым словом не обмолвился об этом, — попытался оправдаться Лал. Больше перед собой, чем перед Даном.

— Как и ты почему-то. Не принято ведь об этом говорить: вжились мы все — с детства — в представление о непогрешимо окончательной правильности устройства нынешнего общества. Сломать, отказаться от него ведь не легче, чем пришлось мне с физическими представлениями, чтобы поверить в гиперструктуры. Великое всеземное общество интеллектуалов — ученых, инженеров, деятелей искусства: демократичное до последней степени! Вооруженное совершенными теориями и сверхмощными моделирующим машинами. Способное на совершение только крупнейших принципиальных ошибок! То, что мы имеем, даже хуже рабства: раб мог стать свободным, а неполноценный… О чем говорить! А они ведь люди — чувствуют, как люди: я это знаю очень давно.