Дань смельчаку - [41]

— Хорошо, — сказал я. — Нужно поспеть в дом до его прихода.

Мы проскользнули в небольшую дверцу в стене, прошли через двор и толкнули заднюю дверь. Заперто. Выглядела она так, словно не отпиралась черт знает сколько времени. К этому моменту стало ясно, что открыть ее мы не успеем, потому что послышался голос Даво: сильный, громкий и не лишенный приятности. Он пел медленную, печальную песню, хорошо подходившую к ненастью, явно не английскую, хотя была она венгерской или нет, я сказать затруднялся.

— Позволим ему войти, затем обойдем дом, и вы постучитесь в дверь, — сказал я Пэндлбери. — Затем отойдете в сторону и не будете мне мешать.

Лицо его несколько осунулось, но он даже не попытался спорить. Когда дверь грохнула, мы отправились вдоль стены к парадному входу в лачугу.

Над дверью все еще качался деревянный щит — цвета на нем ярко выделялись в серятине утра. В основном алый и черный, подчеркивающие основную мысль. На троне, среди трупов, восседала сама смерть: череп под короной, с плеч спадает горностаевая мантия. И название: «Смерть королям».

Я кивнул явно встревоженному Пэндлбери. Глубоко вздохнув, он отправился к дверям. Я — за ним, стараясь держаться как можно ближе к земле, ниже уровня окон. Пэндлбери неуверенно взглянул на меня и постучался.

Внутри что-то зашебуршало, и затем дверь осторожно приоткрылась.

Пэндлбери выдавил улыбку.

— Доброе утро, Даво.

Послышалось фырканье — по-видимому, выражение недоумения, — а за ним ответ:

— Вы? Что-то я не понимаю...

На сей раз боги оказались ко мне милостивы, потому что венгр вышел за дверь — в его правой руке безжизненно висел «люгер». Он моментально почуял мое присутствие, начал поворачиваться — тогда я врезал ему ботинком в живот. Затем для профилактики хорошенько дал коленом по лицу и уложил на спину.

Вытащил из обмякшей руки «люгер» и сунул его в карман. Пэндлбери смотрел на меня с каким-то суеверным страхом.

— Вы никогда ничего не делаете наполовину, мистер Джексон.

— Для этого у меня нет причин, — ответил я. — Давайте-ка втащим его в дом.

* * *

Самым запоминающимся в Даво было его лицо. Живой Иуда Искариот: один глаз убегал к переносью, рот напоминал бритвенный разрез. Лицо ожившей средневековой горгульи.

Мы усадили его в деревянное кресло возле стола из сосновых досок, и я приказал Пэндлбери найти мне какую-нибудь веревку или что-нибудь в этом духе. Он побрел в кухню и вернулся с бельевым шнуром. Я связал венгру руки за креслом, затем сел напротив и стал ждать, пока тот не очнется.

Видимо, когда-то в гостинице это был главный зал. Пол покрыт отполированными камнями, низкий потолок поддерживали тяжелые дубовые, потемневшие от времени балки, а каменный камин оказался столь велик, что в нем, по-видимому, можно было зажарить целиком тушу огромного быка.

В нем горел костер из плавника — в зале было тепло и уютно после собачьей погоды снаружи, но самым интересным оказалась бутылка «Белой лошади», возвышавшаяся посреди остатков ночной трапезы.

Я плеснул себе немного в относительно чистую чашку, передал бутылку Пэндлбери, а сам отошел к окну. На подоконнике стоял телефон — значит, Пэндлбери не соврал. Глотнув виски, я услышал за спиной стон Даво.

Выглядел он ахово, поэтому я прошел в кухню, набрал в кастрюлю холодной воды и плеснул ею ему в лицо. Радостно было видеть, что он моментально очнулся и, выпрямившись, начал сыпать проклятиями.

Тыльной стороной ладони я врезал ему по губам, Так, профилактика, чтобы понимал, с кем имеет дело. Это заставило венгра замолчать.

— Так-то оно лучше, — сказал я весело.

Он смотрел на меня исподлобья.

— А теперь начинаем утро вопросов и ответов. Ты только что отвез группу, в которой были Чен-Куен и молодая цветная женщина, на Скерри. Правильно?

Косой глаз бешено завращался и наконец остановился на Пэндлбери.

— Считай себя покойником.

Я снова стукнул его, но на сей раз несколько сильнее.

— Я, кажется, задал вопрос...

Он плюнул мне в лицо — ощущение вряд ли можно назвать приятным, и потому его действие пробудило во мне самые дурные наклонности. В камине лежала трехфутовая железная кочерга. Взяв железяку, я швырнул ее в огонь и сказал:

— За последние три дня меня постоянно били, накачивали наркотиками, совали в психушки, обвиняли опасным сумасшедшим. Так что забудем об этих скучных подробностях — покушения на мою жизнь стали обыденным делом. Но самое главное: мое терпение иссякло. Знай, дружок, что учился я в школе с жесткой дисциплиной. Настолько жесткой, что даже можно сказать — жестокой. Ты себе представить не можешь. Теперь я пойду умоюсь и выпью еще немного. Затем снова попытаюсь с тобой поговорить. Кочерга к тому времени раскалится докрасна. Подумай об этом.

Пэндлбери был близок к обмороку, а глаза Даво, казалось, сейчас выскочат из орбит. Он попытался разорвать веревку. Я зашел в кухню, плеснул в лицо холодной водой, снова появился в зале и налил очередную порцию виски. Не торопясь прополоскал им рот, скорее для эффекта, чем в удовольствие, потому что в такое время не особо хочется пить, пусть даже очень хорошее виски.

Поставив чашку, я спокойно сказал:

— Так, начнем сначала. Ты только что отвез группу, в которой были Чен-Куен и молодая цветная женщина, на Скерри. Правильно?