Дамская комната - [64]

— Ну вот, дочка, и еще одно чудо, которое вам предстояло открыть!

Между обеими женщинами самым естественным образом установились с их первых же встреч непосредственные, теплые, отмеченные нежной живостью, свойственной им обеим, отношения.

— Мама много рассказывала мне об этом, но я никак не могла представить себе такой белизны и такого обилия снега!

— Да, надо признать, что вам повезло. В наших краях снег далеко не всегда бывает таким обильным! Это вам подарок с неба, чтобы вы знали, что хотя у нас не бывает таких великолепных закатов, как на Ниле, о которых вы нам рассказывали, все же и мы не лишены возможности наблюдать замечательные явления природы!

Они посмеялись, но Джуния тут же сделала чуть недовольную гримасу.

— Вам не кажется, однако, что есть что-то печальное в этой тишине, в этой сырости и в том, как этот, словно девственный, слой снега покрывает все, словно огромный саван?

Матильду задел смысл этой простодушной фразы.

Она решила не рассказывать ни одной живой душе о своих снах и об их вещем смысле.

Вероятность близкого конца, конца ее жизни, нужно запрятать глубоко в ее душу. Это тайна ее и Бога, тайна, в которую не следует никого посвящать. Если она ошибается и благополучно переживет лето, всегда можно будет открыться какому-нибудь верному другу. Например, Шарлотте.

Однако замечание Джунии не прошло бесследно.

— Да, это верно, снег может навести на мрачные мысли, — согласилась она. — Моя бабушка, например, ненавидит падающий снег и говорит, что в такие дни она леденеет до мозга костей.

По телу молодой женщины пробежала дрожь.

— Очень холодно, — проговорила она с виноватой улыбкой. — Знаете, мама, лучше бы эти хлопья были потеплее!

Она закрыла окно и подошла к пылавшему в камине огню.

— Я слишком боюсь холода, он меня удручает!

— Вы солнцелюбивый цветок, Джуния! Неудивительно, что вам трудно переносить наши холода.

Юная египтянка сняла накидку. Одетая в алый шелк с янтарным оттенком, с черными, как ночь, волосами и глазами, она была похожа на султаншу, затерявшуюся вдали от родного сераля.

— Я хотела бы, чтобы всегда было лето, — призналась она, склоняясь к языкам пламени, к которым протягивала свои изумительной красоты руки, пальцы которых были унизаны кольцами.

— Лето… да, это счастливое время года, — пробормотала Матильда.

Сколько времени осталось у нее для того, чтобы понянчить ребенка, которого носит под сердцем невестка? Его ждут в апреле. Она подсчитала. Ей оставалось четыре или пять месяцев до… довольно! Не следует поддаваться этим мыслям, впадать в чрезмерную сентиментальность!

Она увидит сына Арно! Разве не это главное? Он родится при ней, у нее будет эта последняя радость…

Она стряхнула эти мысли.

— Вы правы, дорогая. Снег наводит меланхолию. Может быть, потому, что пробуждает воспоминания, которые мы неминуемо связываем с настоящим?

Джуния знала о смерти маленького Готье. Повинуясь сердечному порыву, она коснулась пальцами руки Матильды.

— Не надо думать о том, кто ушел, мама, давайте надеяться на того, кто должен прийти.

Взгляд ее глаз, на белки которых ложился отсвет смугловатой кожи лица, из-под густых, как у олененка, ресниц был исполнен такого участия и внимания, что Матильде сразу стало спокойнее.

— Вы правы, доченька. Надо думать лишь о будущем и об этом ребенке, которого мы ждем от вас.

— Он шевелится все чаще, — проговорила будущая мать, прикладывая ладони к своему поднимавшемуся животу. — Я постоянно ощущаю небольшие толчки, служащие для нас обоих какими-то удивительными сигналами. Это уже почти мой собеседник.

— У вас высокий живот, дорогая. Это считается признаком того, что будет мальчик.

— Я и хочу мальчика.

— Я тоже. Хотя, по правде говоря, мне безразлично, кто родится. Я жду просто появления любимого существа. Больше мне ничего не нужно.

— Арно хочет сына!

— Этьен тоже. Эти мужчины неисправимы!

Они все еще смеялись, когда вошла Шарлотта. Она раз в неделю заходила посмотреть, как развивается беременность, за которой следила все время.

— Здесь, я вижу, не скучают, — заметила она, целуя по очереди обеих женщин. — У меня же все совсем по-другому.

— По-прежнему трудно с Жираром?

— Я потеряла всякую надежду на его расположение ко мне, дорогая. Нет, дело не в его поведении, а в том решении, о котором он сообщил мне вчера вечером: он намерен вернуться в Испанию ради умерщвления плоти и остаться там навсегда!

С этими словами она сняла свой плащ и взяла в руки небольшие пузырьки, которые по ее указанию Джуния держала в закрытой шкатулке. Она посмотрела мочу на свет свечи.

Матильда порадовалась тому, что золовка сосредоточилась на другом предмете, и еще раз возмутилась про себя безумием Жирара. Она дала себе слово, еще со времени того бала во время карнавала, не оставаться с ним наедине, но не могла избежать встреч в дни, когда собиралась вся семья и когда он неизбежно присутствовал. Кроме того, она получала совершенно бредовые письма, сильно портившие ей настроение. В рассудке этого несчастного человека что-то сломалось, расстроилось, и он цеплялся за свою несбыточную мечту с упорством одержимого… Знать о том, что он находится в Испании, было бы для нее большим облегчением.