Дамская комната - [63]

Сколько могла продолжаться эта кошмарная сцена?

Внезапно воздух со свистом прорезал какой-то сверкнувший отраженным светом металлический предмет. Брошенный опытной рукой кинжал с глухим звуком вонзился в самое сердце статуи из дикого мяса. Животное закачалось, словно в нерешительности, испустило какой-то хриплый стон, колени его подогнулись…

Опережая падение обезьяны, какой-то мужчина прыжком пронесся мимо Флори и оказался рядом с агонизировавшим животным как раз вовремя, чтобы подхватить тело ребенка, падавшее из разжатых смертью лап.

— Вот ваша дочь. Она цела и невредима, — сказал Филипп, обращаясь к Флори.

В полубессознательном состоянии она протянула руки, чтобы принять у него девочку, схватила ее и прижала к себе.

Филипп тут же удалился.

Прихлынула толпа, люди окружили их, обсуждая случившееся, затем их внимание переключилось на громадный труп, лежавший теперь на земле. В общем шуме и движении одетой в черный бархат фигуре было нетрудно смешаться с толпой.

Рыдая вместе с ребенком, которого она машинально качала на руках, Флори не двигалась с места.

В те короткие мгновения, когда они с мужем встретились лицом к лицу, она заметила нечто, смутившее ее: во взгляде Филиппа, когда она передавал ей Агнес, она прочла такую же печаль, такое же презрение, какие несколько минут назад поразили ее во взгляде страдавшей в неволе обезьяны.

IV

«Я умру в конце лета», — сказала себе Матильда.

Она только что проснулась в слезах. Откуда эти слезы, ведь она совсем не боится смерти? Она рассердилась на себя, вытерла слезы, стараясь не потревожить сои мужа.

Молчание ночи дышало покоем. В спящем доме не было слышно ни звука. Рядом с нею спал Этьен.

Она постаралась успокоиться, заставила себя дышать ровнее и принялась размышлять. Ей уже во второй раз приснился этот сон, как бы в напоминание о первом предупреждении. В самом деле, в конце ноября ей приснилось, как будто тетушка Берод с раскрасневшимися щеками, как бывало с нею от волнения при жизни, обратилась к ней со словами: «Это будет в конце лета, — так сказала старуха. — Вы умрете в конце лета!»

Матильда запомнила этот срок, не вполне понимая, была ли эта тревога предчувствием или просто родилась в ее воображении. На сей раз ощущение предупреждения было более определенным. Она видела себя бегущей к какому-то незнакомому дому, видела как вошла в парадную дверь. Посреди вестибюля к ней подошла женщина в трауре, показавшемся ей каким-то особенно строгим. Под черной вуалью было видно бескровное лицо, какое-то зеленоватое, изрезанное глубокими морщинами. Матильда инстинктивно поняла, что это была смерть, шедшая к ней навстречу, раскрывавшая ей объятия и прижимавшая ее к себе, к своим костям, в белом саване и окутанная запахом тлена.

Слезы, пролившиеся еще во сне, до того, как она собралась с мыслями, когда окончательно проснулась, ее умиляли, и она подумала, что это сам Христос в своем Оливковом саду пролил слезы человеческие на ожидавшую ее агонию. Не была ли эта священная скорбь, в которой учитывались все плотские слабости, прощением, ниспосылаемым заранее из любви к людям, которых никогда не перестают осаждать ошибки в момент истины? Земная ипостась, проявившаяся в воплощенном Слове, раз и навсегда оправдывает всех живущих в их последнюю минуту.

Матильда перекрестилась и улыбнулась ночной тьме.

Нельзя сказать, чтобы сияющая перспектива вечной жизни, не поддающаяся описанию, была для Матильды совершенно непостижима. Если людская любовь побуждает любовников желать постоянного присутствия своего избранника, не пресыщаясь им, то есть ли такая потребность, которой человек мог бы не испытывать, в своей Единственной Любви представая перед Ним? Наши чувства, кажущиеся порой такими сильными, — это лишь слабые отражения того пылания, которое ждет нас Там. Матильда говорила себе, что не сомневается в том, что, когда настанет ее час, ей суждено высшее блаженство. Она чувствовала себя недостойной подобной благодати, но не понимала также, что речь идет не о нашей недостойности, непоправимой перед лицом Господа, но об Его милосердии, которое бесконечно…

Она заснула в молитве.

Утром шел снег. Запоздавшая было зима обрушилась на землю внезапно. По пути к ежедневной обедне, а потом из церкви на улицу Кэнкампуа, где она, по обыкновению, должна была работать всю первую половину дня, Матильде пришлось бороться со сплошной стеной из коловших лицо и хрустевших под ногами хлопьев, совершенно ослепивших Париж.

Джунию, никогда не видевшую ничего подобного, это тревожило.

Матильда заметила это, когда зашла к невестке, вернувшись домой. Так повелось, что она каждый день, незадолго до обеда, заходила к будущей матери, чтобы справиться о ее самочувствии. Хотя после первых недомоганий беременность молодой женщины протекала нормально, к ней проявляла самое живое внимание вся семья.

Войдя в комнату новой квартиры, Матильда увидела Джунию стоявшей у окна. Несмотря на холод, которого она опасалась, Джуния, закутанная в подбитую мехом накидку, стояла, облокотившись на подоконник. Как зачарованная, созерцала она танцующее падение белой завесы, скрывавшей от глаз двор и сад.