Дамоклов меч - [5]

И в отношении общественной деятельности мужа, его карьеры у Дианы также имелась собственная позиция. Другая бы радовалась да подсчитывала дивиденды от секретарского положения супруга, сулившего ему в скором времени и депутатство, и еще всяческие блага. Диану же - хотите верьте, хотите нет - не прельщали эти мелкие радости, и она не раз журила мужа за то, что занимается бог весть чем, вместо того чтобы целиком отдаться музыке, и именно музыке серьезной.

И, надо признать, она умела добиваться своего. По крайней мере, две симфонии, вторая и третья, скрипичный концерт, цикл камерных сочинений для голоса и, наконец, две оперы - все это, как не раз признавал сам композитор, создано благодаря Диане, ее стараниями. Можно, как видите, не знать нотной грамоты и не иметь слуха, но отличать временное от вечного, настоящее от сиюминутного - не заказано никому.

Другое дело, что серьезные сочинения Фаустова, по мнению некоторых критиков, уступали его, так сказать, прикладной музыке, а оперы, где уж он, казалось бы, мог развернуться как признанный мелодист, как раз огорчали - все тех же критин ков - бедностью, как они выражались, вокального материала. Но это уж, как говорится, дело вкуса. Вы назовите оперу, даже из числа великих, которую сразу приняли бы современники. "Севильский цирюльник" освистан, "Травиата" не понята, "Кармен" встречена в штыки. Говорили, а точнее, шептались в кулуарах, что, мол, только положение Фаустова, связи в министерстве, нажим сверху и все такое вынудили несчастный Большой театр взяться за его сочинения. Но надо знать консерватизм Большого. В конце концов, на премьерах был полный зал, в газетах, за редким исключением, хвалебные рецензии, а уж что там болтают в кулуарах наши снобы - это их частное дело.

Была, правда, и такая одна рецензия, где молодой смелый критик, наверняка кем-то выпущенный, - тут случайностей не бывает, - обозвал оперу Фаустова однодневкой и еще - одеждой, сшитой не по росту, что и вовсе оскорбительно. Надо отдать должное Аркадию Аркадьевичу, он спокойно перенес этот удар и, больше того, не пошевелил пальцем, чтобы его отвратить, хотя был предупрежден заранее: добрые люди в таких случаях всегда на месте. Достаточно было поднять трубку и сказать всего несколько слов. Он не сделал этого, поленился, не удосужился. И хорошо! Лень и беспечность оставались при нем и, как ни странно, шли на пользу, предохраняя от ненужных, а стало быть, неверных движений. Ругательная статья дала в итоге обратный эффект: Аркадий Аркадьевич оказался в положении обиженного. Что, как известно, прибавляет друзей. То есть он же остался в выигрыше. А всё лень и беспечность.

Аркадий Аркадьевич и впрямь мало изменился за годы карьеры, хотя уж были основания и несколько забуреть. Когда тебя с утра до вечера одолевают люди, и всем без исключений что-то нужно - назойливые посетители, всегда многословные и непонятливые, или просто друзья-приятели "на огонек", однако тоже не без задней мысли что-то от тебя получить не сейчас, так потом; когда уже и сам куратор Василий Васильевич, когда-то тебя и сотворивший, нынче говорит с тобой искательно, а ты ему: "Хорошо, подумаем, ты мне напомни", - тут уж трудно оставаться демократом. И все-таки Фаустову это удавалось. Он, правда, сделался рассеян и насмешлив более, чем прежде, так, будто смешные стороны людей открылись ему по-новому оттуда, из-за начальственного стола; и тем не менее оставался доступен и общителен, окружен все теми же друзьями и теми же привычками и с тою же страстью-привычкой к амурным похождениям; короче, оставался самим собой.

И тут - новая глава нашей истории.

5

Итак, характер - это судьба. Напомним: неожиданная карьера Аркадия Фаустова была во многом следствием его характера, а уж дальнейшее, о чем пойдет рассказ, было, вероятно, следствием карьеры. Вот такая, если хотите, причинно-следственная связь.

Дальнейшее явилось в образе девушки-музыковеда Наташи, затеявшей писать о нем монографию. Монография полагалась Фаустову, так сказать, по чину, в издательстве что-то долго собирались, и вот наконец пришла Наташа. Очень скоро выяснилось, однако, что как раз монографию написать Наташе не под силу. Первые же страницы были Аркадием забракованы. Наташа переписала их наново, но результат был тем же. Сели вместе. А уж где сели, там и прилегли. Благо, к тому времени у Аркадия была своя мастерская, мы о ней упоминали, - квартирка на Пресне, в Среднем Тишинском, куда деятельная Диана втащила кабинетный рояль и аппаратуру для записи, все, как у людей, и еще, конечно, тахту, по поводу которой были всякие шуточки. С шуточек же, как известно, все и начинается.

Наташа эта оказалась крепким орешком. Никаких коньяков, ну, кофе это еще ладно. Джин с тоником? Да что вы, Аркадий Аркадьевич, мы ведь с вами работать собрались. Да нет, Аркадий Аркадьевич, не надо. Пустите, прошу вас. Следующий раз, вы уж простите, я к вам сюда не приду... "Придешь!" - обещал Аркадий.

Мешал дневной свет, штор в мастерской еще не было, Диана все собиралась. "А ты закрой глаза", - говорил Аркадий. В отличие от многих других, Наташа не притворялась, а и впрямь была стыдливой. Ох уж эти стиснутые зубы - как будто тебя режут. Ну что, ну что?.. Не хватало еще слез! Господи!.. Тем не менее после всего она проворно сбегала в ванную и вернулась оттуда в халате Аркадия и уж с другим, как бы это сказать, выражением лица, и - уже на "ты". "Пустое вы сердечным ты она, обмолвясь, заменила"... Аркадия всегда забавляла в женщинах эта мгновенная перемена: чего уж там теперь!..