Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник] - [65]

— Что ты видела? А? — рассеянно спросила Селина.

— Не что, а кого! Мальчика я этого видела! Знаю даже, что его зовут Реми!

А вода-то оказалась не такой страшно холодной… И не так уж тут глубоко… Дно не ушло из-под ног. Она правильно выбрала волну. Вообще-то, уже можно, наверное, отбросить спасательный круг. Ну, почти пора…

— Да ты что? Правда? — воскликнула Селина, ее — по всему было видно — ужасно заинтересовала новость.

Матильда облокотилась на стол.

Мать устроилась напротив в той же позе.

Матильде показалось, что она долго, очень долго ждала этого момента. Больше того, ей даже почудилось вдруг, будто она ради этого и явилась в мир: ради этого рассказа, который до сих пор был ее личным секретом, и способа — способ — это очень важно! — который она выберет, чтобы поделиться тайной с матерью, конечно, самым дорогим для нее существом на свете, если не считать того… Его… ну, того, кто хлопает дверьми между своими командировками, раз от разу все более и более долгими.

Глядя в лицо самого дорогого существа на свете, матери, приготовившейся внимательно слушать, Матильда сразу не поняла ничего, но постепенно, рассказывая, она поймет, что попадает каждым словом прямо в яблочко, да и способ выбрала удачнее некуда.

Лицо Селины отражало все чувства, какие были знакомы девочке, но и еще что-то, что-то другое, чего она пока не знала и чему пока не могла бы найти названия, во всяком случае сейчас, когда она была слишком озабочена тем, как получше объяснить, что с ней приключилось.

Когда Матильда умолкла, на лице Селины расцвела улыбка — одна из самых прекрасных улыбок, какие только видела девочка на лице матери за всю свою жизнь. Особенно с тех пор, как мама почти совсем перестала улыбаться, ну, не перестала, но делает это редко-редко, не так, как раньше…

А Селина, казалось, уже готова была распахнуть объятия, и руки ее вроде бы тоже улыбались, и все это — над абрикосовым компотом… Матильда собралась уже вскочить и кинуться к маме за положенными на закуску нежностями — так обычно и бывало после совместных завтраков или ужинов, если она забиралась на материнские колени, — но вдруг передумала.

Мелькнула мысль, что она не может сейчас себе этого позволить, а кроме того… А кроме того, она вовсе не была уверена, что хочет сейчас почувствовать затылком нежное и ароматное дыхание своей мамы. Потому что другое дыхание — то, о котором она ни словечка не сказала, рассказывая Селине о ВСТРЕЧЕ, сохранив, тем не менее, верность истине во всем остальном, то, другое, дыхание, такое же легкое, но куда более жаркое, до сих пор щекотало ей кожу под пушистыми светлыми кудряшками.

Наверное, именно этому, подумала Матильда, ставя на место тарелку, и надо научиться, когда попадаешь в компанию, где, как мама говорит, «одни только женщины», — сопротивляться желанию нежностей на закуску.

~~~

— Я пошла на качели, мам!

Матильда надела узенькие ниже колен брючки в голубую клеточку и белую блузку, завязав ее узлом на животе — так, она видела на пляже, делают очень даже элегантные дамы.

Селина подняла глаза от книги.

Между ними было решено — от сделки во многом зависело пребывание в Провансе, — что нынешним летом девочка будет сама заботиться о том, какой наряд когда надеть. Матильда была намерена вовсю пользоваться этой свободой выбора, потому что на все случаи жизни существует подходящая одежда, а значит, и обсуждать здесь нечего. Так что матери только и оставалось, что одобрить вкус дочери или не одобрить его, но как полное согласие, так и полное расхождение во взглядах были одинаково лестны для Матильды с ее самолюбием.

На этот раз мнения совпали.

— Что ж, миленько, миленько, — улыбнулась Селина. — Пойти тебя раскачать?

— Да нет, мам, не стоит…

Любой бы понял, что Матильда не сказала вместо этого: «ни за что!» или «ни в коем случае!» исключительно потому, что в последний момент прикусила язык.

Селина и поняла. Это было очевидно. Ее ответная реплика — «Хорошо, дорогая, хорошо, мне все ясно!» — и ее лукавый, «всепонимающий» вид сразу же разозлили Матильду.

Детям, к сожалению, слишком хорошо знакомо чуть ли не самое неприятное свойство родителей: тем ужасно не хватает сдержанности. Вот такую цену приходится платить за ум и способность одновременно находиться везде. Ладно бы они просто понимали все сразу, так нет же, им еще надо показать, что они все поняли, и подчеркнуть, как быстро они все поняли. У Матильдиной мамы это выходило просто автоматически. Ну и что с ней поделаешь?..

Хотя, в общем-то, для того чтобы догадаться насчет качелей, колдуньей становиться вовсе не обязательно. Раз Матильда не нуждается в услугах матери, предлагающей ее раскачать, значит, это сделает кто-то другой… сделает вместо мамы… и этот «кто-то другой» ждет сейчас под ливанским кедром…

Она сама назначила место свидания, спустившись с трактора — ноги у нее тогда были ватными, но голова совершенно ясной… А идея такая: в следующий раз они должны встретиться на ее территории. Пусть теперь он придет к ней.

Реми сказал, что ему не так-то просто уйти с фермы, да еще так далеко, что он никогда еще не добирался до сада над подсолнуховым полем, но что он попробует. А потом, доказывая свою решимость, сплюнул под ноги…