Дама в черном - [52]

– Ого! — сказал Рультабий.

Он взял лампу и поднял ее над собой, оглядывая предметы вокруг, затем обошел витрины, тянувшиеся вдоль стен нижней батареи. Все стояло на своих местах в относительном порядке и было помечено этикетками с научными надписями. Обойдя собрания всяких костей, доисторических топоров, серег и ножей, мы вернулись к столу. На нем лежал «самый древний череп», челюсть которого была все еще в красной краске с рисунка, который Дарзак разложил на столе напротив окна. Я обошел все окна, пробуя железные решетки на прочность; они остались нетронутыми. Рультабий посмотрел на меня и сказал:

– Что вы делаете? Перед тем как проверять, не ушел ли он через окно, нужно знать, что он не вышел через дверь.

Он поставил лампу на пол и занялся изучением следов.

– Сходите в Квадратную башню, — продолжал он, — и узнайте у Бернье, не вернулся ли старый Боб, спросите также Маттони у ворот башни Садовника и папашу Жака у входных ворот. Идите, Сенклер, идите!..

Пять минут спустя я вернулся. Результат моих расспросов был такой, как я и ожидал. Старого Боба никто не видел!.. Он не проходил нигде!..

Рультабий все еще возился на полу. Он пробормотал:

– Он оставил эту лампу гореть, чтобы все думали, будто он продолжает работать. — И затем задумчиво прибавил: — Я совершенно не вижу следов какой бы то ни было борьбы. На полу лишь следы Артура Ранса и Дарзака; они входили сюда вчера вечером во время грозы и принесли на подошвах немного грязной земли со двора Карла Смелого, а также железистой почвы с переднего двора. Следов старого Боба нет нигде. Старый Боб пришел сюда до грозы; он, быть может, вышел во время грозы, но в любом случае не возвращался сюда после нее.

Рультабий поднялся и поставил лампу на стол; лампа опять осветила череп, красная челюсть которого никогда еще не скалилась так зловеще. Нас окружали одни скелеты, но они пугали меня меньше, чем отсутствие старого Боба.

Рультабий с минуту смотрит на окровавленный череп, затем берет его в руки и погружает свой взгляд в глубокие впадины пустых глазниц. Потом он поднимает череп на вытянутых руках и рассматривает его с непонятным вниманием, потом поворачивает в профиль, потом передает его мне, и я, в свою очередь, поднимаю его над головой, как самую драгоценную ношу, а Рультабий в это же время поднимает лампу.

Вдруг одна мысль пронзает мой мозг. Я швыряю череп на стол и выбегаю во двор, к колодцу. Здесь я обнаруживаю, что железные полосы на крышке колодца по-прежнему удерживают ее на месте. Если бы кто-нибудь сбежал через колодец, или бросился, или упал в него, полосы были бы сдвинуты с места. Я возвращаюсь еще более обеспокоенный, чем прежде.

– Рультабий! Рультабий! Старому Бобу остается один только выход — через мешок!

Я повторил эту фразу, но репортер меня не слушал, увлеченный занятием, смысл которого я не в силах был разгадать. Как в столь трагическую минуту, когда мы ждали только Дарзака, чтобы замкнуть круг, в котором оказался «лишний» труп, когда в Старой башне, рядом с нами, дама в черном, как леди Макбет, старалась смыть со своих рук следы ужасного преступления, как мог Рультабий забавляться рисованием с помощью линейки, циркуля и угольника? Да, он уселся в кресло геолога, придвинул к себе чертежную доску Робера Дарзака и чертил план, спокойно, убийственно спокойно, как самый обыкновенный усидчивый чертежник.

Установив на бумаге одну ножку циркуля, он описал другой окружность, которая должна была представлять собой пространство, занятое башней Карла Смелого, как на плане, сделанном Дарзаком. Старательно проведя еще несколько линий, молодой человек обмакнул кисточку в блюдечко, наполовину наполненное краской, которую использовал Дарзак, и тщательно закрасил все пространство внутри окружности.

Он исполнял свою работу со всей возможной тщательностью, стараясь равномерно размазать краску по всему пространству, наклонял голову направо и налево и даже прищелкивал слегка языком, как прилежный школьник. Затем он точно застыл на месте. Я что-то ему говорил, но он продолжал хранить молчание, не спуская глаз с чертежа и наблюдая, как высыхает краска. Внезапно рот его искривился — он издал возглас невыразимого ужаса. Я не узнал его лица, принявшего безумное выражение. Он так стремительно обернулся в мою сторону, что опрокинул широкое кресло.

– Сенклер! Сенклер! Посмотрите на красную краску… Посмотрите на нее!

Я наклонился над чертежом, испуганный его вскриком, но не увидал ничего.

– Красная краска! Красная краска!.. — продолжал стонать он.

У него был полубезумный взгляд, словно он присутствовал при какой-то ужасной сцене. Я спросил его:

– Да в чем дело?

– Что?.. Как в чем дело? Разве вы не видите, что она уже высохла! Разве вы не видите, что это кровь!..

Нет, этого я не видел. Я был уверен, что это не кровь, а самая обыкновенная красная краска. В такую минуту я не рискнул противоречить Рультабию и сделал вид, что чрезвычайно заинтересован его предположением.

– Чья же это кровь? — спросил я. — Вы знаете, чья это кровь?.. Кровь Ларсана?..

– О! О! — протянул он. — Кровь Ларсана!.. Кто знает, какая кровь у Ларсана?.. Кто видел когда-нибудь, какого она цвета? Чтобы узнать цвет крови Ларсана, нужно вскрыть мои вены, Сенклер! Это единственный способ!..